третья чашка

Сиррум Сирилиллури
баньку топит старик сосед, над деревней плывёт дымок. над деревней плывёт рассвет, перепутавший день и срок. над рекой тихо спит туман, мглу вечернюю укачав. не могу сочинить письма, не могу разговор начать, ничего больше не могу, лишь картошку копать, да спать. я тебя в себе берегу; там, во мне, тебе благодать. там, во мне, тебе неба синь, там берёзы желтеет лист, там, во мне, куда взгляд ни кинь - красота. там летят журавли белоснежной "победой" вдаль; облака достают до земли и ложатся спать. календарь может вечное лето длить, или осень - лишь пожелай, или зиму - лишь захоти. жизнь тут не от стола до стола; есть часы, но не пик, а к шести здесь вставать, только если плыть на рыбалку куда-нибудь, огород копать, сено косить, целины непроторенный путь плугом взрезывая, поднять, и смотреть, как над миром плывёт Солнце нового, лучшего дня...

красит комнату в лето восход, на будильнике стрелки стоят. топит баньку сосед. дым идёт, словно дождик, но вверх. воробья на тропинке ест мой чёрный Кот. я мечтаю о всяком таком, ведь мечтать не запрещено. Nazareth вторит мне: "Dream on!", облака смотрят мне в окно. мята сушится на тесьме: будет вкусен чай, сладок сон нам зимой, а потом, по весне будут вишни цветом знамён, белым флагом, - здесь нет войны и не будет, пока я жив. чем свист пуль, лучше песнь струны, лучше мир и любовь, и жизнь, напоённая красотой...

мой сосед мне кивает: он солидарен во всём со мной. он в тебя, как и я, влюблён, о тебе любит поговорить. я - не против, напротив - за: он на редкость славный старик. у него цвета неба глаза, у него небольшой старый дом, у него там красивый сад. мы пьём чай у него. под окном цветут лилии и физалис.

банька топится. дым зарю красит в ярко-янтарный цвет. "Слушай, Господи, - говорю, - Ведь тебе уже столько лет!" "И - влюбиться? - лукавит взгляд, - Ну так что же? Ведь слышал ты, ей покорны и стар, и млад. Посмотри на мои цветы: ведь не скажешь "нехороши". А любовь - не цветок, она - хрупкий праздник твоей души. День в стихах, ночь опять без сна, и будильник молчит в тоске. А она... Ты ведь имя её написал тогда на песке? А Я рядом вписал Своё".
и смеётся. вот негодяй! я ревную, сижу, молчу. Бог, добавив мне в чашку чай, вдруг похлопывает по плечу, говорит: "Брось, старик, ты что. Ты ж не против был - помнишь, нет? Дуй вон лучше на чай, а то кипяток. Эк ведь нас... Поэт... Да какой Поэт! А стихи! Я - люблю, наизусть учу! Всяких видывал, но таких..." "Ты храни её лучше, - бурчу, - Я храню, но ведь я - не Ты, у меня сонма ангелов нет. Даже облачные мосты у Тебя, вестимо, прочней..." "И ажурнее!" - ишь, довольный, светит лучиками морщин! "Ты давай, чтобы ей не больно было бы от любых причин". "А стихи тогда как? Поэту даже боль для процесса нужна. Всё плохое - оно поэтому, но в итоге всегда Весна..."

я не спорю, Ему виднее. всё же Бог, не пацан какой. в небесах закат пламенеет, речка тихо журчит, покой разливается вширь по венам. цвета свежего молока, дым уходит ввысь, и мгновенно превращается в облака. и плывут они, утопая в золотисто-закатном вине;

третью чашку Бог наполняет, отражаясь в твоём окне.

© sirrum

13.09.2013