2001 год
Конец.
Темно и сыро… Может быть это туман, появившийся неизвестно откуда? Он скрыл с глаз лесной приветливый берег, до которого осталось плыть совсем чуть-чуть… Деревянная, выкрашенная в цвета радуги лодка закачалась, и ее босые ноги почему-то оказались в воде. Темно. Резко стало темно. Ничего не видно. Ее сознание охватывает паника и в душу медленно вползает страх.
- Паа-п-к-а-а!...
Ее голос эхом летит в непроницаемый туман.
Одна? Как же так? Он только что был здесь. Они смеялись и пели, качаясь в радужной лодке на приветливых волнах. Они всегда так здорово пели. Он даже говорил, что когда-нибудь обязательно будут участвовать в конкурсе, как дуэт дочери и отца. А мама всегда говорила, что так оно и будет, ведь медведь наступил на ухо только ей…
-Папа! – крик из последних сил… И она оказывается в ледяной воде. Вода почему-то темная, вязкая и увлекает за собой… Стремительно… Все дальше от берега. Темная и зловещая.
Тело ослабевает и безвольно начинает подчиняться этой зловещей воде, и она слышит его голос. Голос своего отца:
- Плыви, не останавливайся, не сдавайся…
Ужас дает толчок неведомым ранее силам и онемевшие руки из последних сил бросают ее вперед… Что-то толкает в спину и уставшие ноги чувствуют под собой дно…
Обессиленная, она с трудом выбирается на пустынный берег и падает, но тут же поднимается, из последних сил встает, набирает в легкие воздух кричит в туман, зовет его до хрипоты… Но в ответ – ничего. Безмолвная зловещая тишина. И обволакивающий черный туман над тихой бездонной рекой…
- Паа-п-к-ааа!...
…Звонок. Звонок? Откуда? В холодном поту она вскакивает на постели. Судорожно оглядывается по сторонам. Утро. Она дома. Рядом уютно уткнувшись в подушку, спит муж. За окном начинается новый день. Запустив свои пальцы себе в волосы, она глубоко вздыхает, и сердце начинает биться ровнее.
Господи! Да это, же только сон. Просто ночной кошмар. Последствия переживаний. Отец в больнице, но врачи сказали, что все будет хорошо.
Звонок… Снова телефонный звонок. Это он разбудил ее. Странно. На часах 6.00. И они почему-то не тикают. Встали.
Телефонный звонок повторяется. Как же все-таки странно. В такую рань…
Шлепая босыми ногами по затертому линолеуму, она подходит к телефону. Трубка холодная, прикладывая ее к уху, она ощущает утро…
- Алло?
Глаза еще закрыты, она прислушивается к звукам. На другом конце провода раздается треск некачественной телефонной связи, и сухой женский голос называет ее домашний адрес. Какой странный вопрос с утра. От незнакомого человека. Мозг, еще не проснувшийся, реагирует только на то, что адрес места жительства назвали верно.
- Да…
Нервный голос снова задает вопрос, проживает ли с ней ее отец.
Она удивляется, но сердце начинает биться сильней, словно в предчувствии чего-то. Еще неизвестно чего, но неминуемого.
- Нет. Но это мой отец. Что случилось?
На другом конце провода появляется пауза. Вечность, за которую она успевает прожить всю свою жизнь. Все свои 24 недолгих года. Пауза смешивается с треском на другом конце провода, а потом этот нервный и сухой женский голос становится невозможно остановить…
- Это из больницы. Мне велели передать… Велели передать… В общем… Мне велели сказать, что он умер…
Телефонная трубка валится из онемевших пальцев и она кричит… Это крик умирающего в агонии, крик обнаженного чувства, по которому бьют миллионы острых ножей. Кричит куда-то в пустоту, под колокольный звон в голове:
- Что-о-о-о? Да Вы все врете! Врете, врете, врете…
В трубке раздаются короткие гудки. Сознание исчезает. Сквозь его последние проблески, она смутно различает силуэт мужа. Она падает, падает, падает и кричит. Это крик… Крик человека, потерявшего близкого и родного… Руки мужа схватывают ее на лету, тогда, когда она уже ничего не чувствует.
Это конец…
2002 год
Мама и Туман.
Смотреть на самого близкого ей человека – ее мать – было невыносимо… Больно и страшно. Страх поднимался откуда-то снизу, медленной ледяной волной, добирался до сердца, сковывал эмоции, застревал в горле, блокировав слова утешения… Ей было страшно, и она застыла в этом ледяном страхе. В страхе потерять и ее, свою маму. В страхе. …И злости. В злости на весь мир. В злости на конкретных людей, обстоятельства, судьбу и эту нелепую жизнь.
Злость – это другое. Совсем другое. Злость – это эмоции, сильные эмоции. Но ее злость тоже была другой. Это был гнев самого ледяного разъедающего сорта: не горячий, нет. Он, вкупе с ее страхом был ледяным. От него не дрожали руки – они намертво сцеплялись в кулаки. От него не стучал пульс – он становился медленным и звонким. От него ее мысли были холодными и ясными, как никогда. Страх и злость. Тогда это было ее спасением. Но она не могла ей это объяснить. Не могла.
Они всегда были с ней с разных планет: непохожих друг на друга, живущих каждая своей жизнью. И теперь… Мамина планета замедлила свой ход и стала медленно, но верно умирать. И ледяной внутренний холод планеты дочери – не мог ее отогреть.
Мама стала какой-то маленькой, незаметной. Она стала сторониться людей и замкнулась в молчании. Наблюдая за ней – дочь вдруг поняла, и стало жутко. Впервые в жизни – они были похожи, как две капли воды: две ледяные планеты в человеческой Вселенной горя и беды. И смотреть на это было невыносимо.
Они часто ссорились, делая друг другу больно, словно хотели разрушить весь сковывающий их лед. Ненависть – это сильнее, чем любовь. Гораздо сильнее. В любви – ты зависим от своей второй половинки. В ненависти – тебе дана свобода действий без преград. Стараясь уколоть друг друга – они ненадолго разбивали ледяной барьер своих душ. Их ненависти разбегались в безумной дистанции друг на друга, ударялись и рассыпались в ледяные брызги, оседали искрящимися пирамидами и таяли в их слезах. Они плакали, обвиняя друг друга, высказывали друг другу свое, заледеневшее, молчали. Потом, молча, друг друга обнимали и затихали. От этого становилось немного полегче. Ненадолго.
Именно тогда дочь стала понимать, что счастье – это мираж, фантосмогория нелепых мыслей и представлений конкретно взятого человека о том, какое оно – счастье… Это был ее первый самый важный урок. А мама? Она тоже получила свой урок – урок ее первого одиночества. Навсегда. Точнее, каждая из них получила свою порцию одиночества. Это было странно. Две одинокие женщины, не желающие делиться друг с другом своим одиночеством. Странно и грустно, потому что никто из них ничего не собирался менять. Спустя много лет, посещала мысль о том, что может быть тогда в этом и была их сила.
Несчастья сыпались одно за другим: так называемые друзья, которые были у отца – куда-то исчезли, косые и многозначительные взгляды не давали дышать, спустя десять месяцев после его смерти, дочь загремела в больницу и ей сделали операцию, а мать выкинул с работы молодой да ранний новый хозяин дела всей жизни моего отца. Просто выкинул, когда она очередным серым утром пришла на работу, остановилась в приемной, где проработала с отцом бок о бок 14 лет. Ей даже не дали сесть за стол, просто поставили перед фактом: «Вы здесь больше не работаете…» Этот год был Туманом из сна дочери. И просыпаться не хотелось. Из-за страха. А вдруг они проснутся – и будет еще хуже?
Но проснуться пришлось. Это случилось тогда, когда дочь приехала к матери в очередные выходные. Мать сидела на крыльце их деревенского дома: потерянная, сжавшаяся в комочек. Ее телефонный звонок о том, что она лишилась работы, заставил дочь проснуться. Матери было 48. Возраст достижений, от которых ничего не осталось. Возраст опасных мыслей о том, что вот, тебе 48, а твоя жизнь прошла зря…
О, они вспоминали потом этот год с какой-то гордостью. Гордостью за то, что не сломались. С юмором. Потому что именно в тот год они совершали самые сумасбродные поступки.
С отчетливостью помнится один из них. Мать приехала к дочери на работу, и они долго изучали газету с объявлениями. Искали для матери работу. В тот год, наверное, было модно и престижно работать администратором. В любом заведении: от магазина, до бара самого низкого пошиба. По-крайней мере, вакансий на эту должность в газете было хоть отбавляй. Мама сильно переживала по поводу своего возраста и говорила, что ее никуда не возьмут. «Старая я» - была ее констатация факта. Дочь злилась и опровергала ее, рисовала в ее голове глупых двадцатилетних дурочек, не знавших жизни, не имевших опыта. Мать молча слушала. И, потом, сделав прическу, макияж, она засверкала, улыбнулась, может быть в первый раз после случившегося, как-то робко и искренне. « А я еще ничего…» При всем параде они отправились на собеседование в ресторан, который спустя год закрыли. На них смотрели, как на ненормальных, округлив глаза и поминутно спрашивая, что она, женщина с высшим образованием, здесь забыла? Когда они вышли с собеседования – смеялись, громко, почти истерически. Шли по городу и смеялись, не замечая оборачивающихся на их смех людей.
В тот день они поняли, что могут еще смеяться…
Мама… Она стала сильным человеком. И даже ее 48 уже не могли сломать ее. Это был ее личный подвиг, за который не ставят памятники. Но жизни, которая поступила с ней по трусливому подло, мама в те годы дала оглушительную оплеуху, получив второе образование, полностью поменявши свой жизненный уклад и вместо работника села – став педагогом, через год получившим признание. Нередко, дочери было грустно слушать слова матери о том, что 47 лет она отдала деревне и не знала о том, что она - прирожденный педагог. Но заболтавшись по вечерам по телефону и слушая, как она рассказывает о своих студентах, рабочих ситуациях, чему-то радуется, а чему-то возмущается – дочери становилось немного теплее, несмотря на грусть.
И туман стал уходить. Постепенно. Медленно, но верно… Они менялись, приспосабливались и шли дальше… Как дети, которые впервые учатся делать свои первые шаги, так и они – по новому, падая и поднимаясь, шли…
2003-2008 годы.
Дочь.
Стихи, дневник и сигареты… Они помогали ей жить. Они оставляли ей хотя бы вечера, потому что дни были заняты. Она занимала себя всем, чем только можно. Набрала темп, который уже невозможно было остановить. Ее нес самый быстрый и бурлящий поток жизни, в котором ей даже не хватало времени, а порой и воздуха от этого бешеного темпа.
Она была той девушкой из сна, той девушкой, потерявшей отца нелепо и трагично.
И еще ее новый руководитель… Он позвонил в самый трудный момент, когда она уже была готова окончательно разувериться в людях, в своих силах, во всем… Нервы и холод одиночества потихоньку делали свое дело. Она перестала общаться с друзьями, перестала отвечать на телефонные звонки. Ее мир ограничился мамой и своей семьей. Это делало ее до безобразия ответственной. Потихоньку, она теряла чувства в принятии рациональных решений. И потихоньку застывала, курсируя как поржавевший ледокол среди огромных непробиваемых льдин настоящего: город – деревня, деревня – город. Постоянный маршрут. Неделя в городе. Выходные – в деревне. И то, и другое – она тихо и сознательно ненавидела.
Как ни странно, первое, что ее встряхнуло – был звонок с предложением новой работы, второе - больница. Во взаимосвязи. Впрочем, как всегда – она находила в этой жизни трудности буквально на ровном месте. Отходя от наркоза в больнице, увидев глаза своей матери, она, наконец-то, приняла решение и поняла – все, хватит, надо все менять.
Стихи, дневник и сигареты… Разговоры с самой собой, по вечерам, ночью, когда невозможно было уснуть. Тогда это были ее спасательные круги, брошенные в глубокий омут, из которого вряд ли можно вернуться. И новая работа… И она потихоньку возвращалась.
В дневник записывалось все, что случилось за день, перечитывалось. Она шла на балкон, закуривала сигарету и размышляла, смотря в небо. До полного отупения наразмышлявшись - проваливалась в сон. Стихи возникали ночью. Они были самыми лучшими из тех, что она писала раньше. Афоризм о том, что самое лучшее получатся через великие страдания – себя оправдал. Но в размышлениях с самой собой и стихах – она уже не была одинока, как будто создала свой новый мир, в котором было хорошо и комфортно. И куда она не пускала никого.
Другой мир - мир реальности, ей тоже пришлось создавать по-новому. По крупинкам. Было страшно. Может быть от разочарования жизнью и невозможностью принять смерть отца. А может быть от неуверенности. Ведь до поры, когда его не стало – она всегда и во всем была уверена, всем своим существом ощущая тепло и покой любящих родителей. У них всегда была очень дружная семья – и вот – каждый замкнулся в своем одиночестве, каждый переживал по-своему и никто ни с кем не хотел делиться болью.
Не были еще сняты больничные швы – она уже стояла в кабинете своего нового руководителя и рвалась в бой. Набранный жизненный темп – не отпускал. Надо было чем-то занять пустоту внутри. И новая работа – была вариантом. И снова все завертелось и закрутилось по-новому.
Жизнь дала новый виток. Откуда-то из недр недалекого прошлого вылезли так называемые «друзья», которые о них благополучно забыли, появились новые привязанности и новые злопыхатели… и враги. Но она уже была умнее. Опыт приходит не только с годами, он случается от жизненных падений на дно. И самый главный результат таких падений даже не в том, чтобы упасть, а в том, чтобы подняться.
Новый руководитель, который все эти годы, заменял ей отца, подарил ей новый мир. И по-новому подарил ей саму себя. Она научилась быть другой. Жесткой, принципиальной, решительной. Научилась не бояться, говорить то, что думала. Она окунулась в этот новый мир с головой. Ее день теперь начинался с очередного юморного или серьезного рассказа из жизни, непременных новостей, молниеносных решений. И это спасало. Она как будто заменила все в себе на новое и ждала результат, что же произойдет от этих изменений?
Самое страшное на тот период было непонимание мужа. Он не принимал ее другой. А она не могла быть прежней. Пять лет непонимания. Пять лет, выкинутых из жизни, борьба. Борьба за независимость двух стран. Ей нелегко далась независимость ее страны. С тяжелыми дворцовыми переворотами, хитрейшей дипломатией, гражданской затянувшейся войной. Победа ознаменовалась склеиванием последних осколков их чувств, склеенных, как самая дорогая ваза в доме, которая разбилась, которую собрали по частям, вновь возродили к жизни и наливали в нее воду только по большим праздникам. После пяти лет - ваза стояла еще год, а потом ее выбросили – и заменили новой, более прочной, более устойчивой. Они поделили разрозненные штаты на новые, создали только свои территории. Мораторий на дальнейшую семейную жизнь был подписан. Назначение ее на новую вышестоящую должность было воспринято мужем уже по-другому. С затаенной гордостью и страхом за ее здоровье, которое никогда не отличалось крепостью. Его простая обыкновенная любовь стала для нее новым открытием.
Стихи, дневник и сигареты… И новая работа. Они спасали ее все эти годы.
2009-2012 годы.
Бесконечная восьмерка.
Бесконечность… Перевернутая восьмерка. Ни начала, ни конца… Мы никогда не поймем – что же в нашей жизни было началом, и где мы найдем свой конец.
Но с точностью можно определить, что все возвращается на круги свои, все повторяется, но уже с участием других лиц, других обстоятельств, новых поступков. Опыт не дает нам совершить те же самые ошибки, но судьба и жизнь подделывают обстоятельства, подтасовывают жизненную колоду так, что понимаешь – блин, ты опять наступил на одни и те же грабли. Как же так получилось? Бесконечность повторений одного и того же. Жизни. И шанс. Самое главное – вновь дать себе шанс на начало: на новый понедельник, на новый рассвет, на нового друга или врага – в зависимости от того, чего же ты хочешь от этой жизни.
Она дала себе новый шанс. Лабиринтами прямых и косых дорог, ухабов, горок – он привел ее к чему-то, вынес из масштаба нарисованной ей судьбой карты. Не совсем к плохому, не совсем к хорошему. Эксперимент с жизнью вновь претерпел определенные изменения. Реакция, так быстро набиравшая темп в начале этого эксперимента – вновь замедлилась с извечным вопросом: «Что же дальше?»
Многое за эти годы пришлось принять, от многого – отказаться, позволить воспарить чувствам, разочароваться, взлететь по карьерной лестнице и почти упасть, потерять на профессиональном пути двух самых лучших друзей, один из которых стал почти врагом, а второй – начал еще один, только ему ведомый, свой виток жизни. Собрать себя по частям и идти дальше.
Но все – все это повторение одного и того же. Не считая той смертельной раны после потери отца, от которой жива лишь часть души. Тот огонек, который бьется из серой мрачной толпы образов из прошлого и ярких, и, нередко, безумных сновидений, которые не поддаются никакой трактовке. Перевернутая восьмерка. Бесконечность лет в своем одиночестве. Как та радужная лодка из ее сна двенадцатилетней давности: вот она была, в ней пели отец и дочь – и все, ничего не стало. Только его слова, слова ее отца: «Плыви, не останавливайся, не сдавайся» - они вновь заставляют ее дать себе шанс. Шанс – один на миллион. И она снова даст его себе. Назло, назло этой бесконечной восьмерке, у которой нет конца и края.
Она разделит ее на миллиметры. Каждый миллиметр – будет частичкой ее души, пока жива, пока горит, и каждый раз поет свою последнюю песню. Каждый миллиметр – будет еще одним шагом по жизни, еще одним шансом и черт с ним, если неправильным. Зато шагом, не зависящим от чьего-то мнения, шагом, с целью отыскать что-то светлое, правильное и прекрасное.
Эти двенадцать лет она сделает всего лишь минутами. И постарается принять то, чего нельзя изменить.
2013 год.
Начало.
…С Богом. …Или к черту. Всегда есть две противоположности правилам, которые создают люди. Люди. Потому что нам, человечеству, другого не дано понять.
Правила, которые выгодны одному и большинству и невыгодны одному и немногим. Когда мы перестанем создавать эти правила, а просто постараемся понять друг друга, сделать что-то друг для друга, принять друг друга такими – какие мы есть, полюбить – может быть тогда, нам откроется что-то важное.
А сейчас – мы слепы. И у каждого в жизни – свой конец и свое начало.
2013 год
г.Новомосковск
фото-интернет