В данном файле читателю предлагаются мои избранные стихотворе-
ния, но отбирал не я, а Илья Романович Миклашевский. Когда я про-
чёл подборку, то не узнал себя. Это более похоже на самого Илью
Романовича. Он просил что-то добавить, а что-то убавить, но де-
лать этого не буду. Пусть уж остаётся так. Впрочем, несколько мо-
их любимцев сюда всё-таки вошли ("Гномик", "Весенний вальс",
"Чай", "Зима угрюмая", "У многих молодости нет...", "Бешеный
сад").
Юрий Насимович. 2009 г.
* * *
Шёл по улице один
неизвестный гражданин:
не то - палка, не то - дед.
Это был худой поэт.
1963
ПЕСЕНКА ОБ УЧИТЕЛЕ
Трещали парты, доски гнулись,
и пулек свист по классу шёл,
на задней парте в карты дулись,
когда учитель в класс вошёл.
Взглянул на эту суматоху,
направил очень строгий взор,
картёжникам и скоморохам
в момент достойный дал отпор.
Скрипели стулья понемногу,
и шелест вздохов пролетал,
когда на класс глядел он строго,
когда нотацию читал.
Трещали парты, доски гнулись,
и пулек свист по классу шёл,
на задней парте в карты дулись,
когда он кончил и ушёл.
1969
К ПОРТРЕТУ ДЕЛЬВИГА
С улыбкой нежного привета
от сладкозвучного поэта
дошли стихи через века;
стихи - и радость, и тоска,
и грусть, и слезы, и веселье,
и мимолётное похмелье.
1970
* * *
Века решался с содроганьем
вопрос о будничном, простом:
что жизнь? - мечта? воспоминанье?
или мгновенное ничто?
А почему? Ответ был ясен.
Он был получен сотни раз.
Но он не то, но он...
ужасен!
Он не устраивает нас!
1970
* * *
Покровом синим,
шелестящим
завесил ливень
зелень чащи.
Берёзы, клёны,
синь осины...
Лес не зелёный -
сонно-синий.
..........
Прохлада мокрой
синевою
ползёт по моху
в сумрак хвои.
Паденье капель
в бисер листьев,
как поступь цапли,
поступь лисья.
Покровом синим,
шелестящим
завесил ливень
зелень чащи.
1970
..........
Мне жизнь твердила: "Погоди,
я буду только впереди."
..........
1970
ЦЕПОЧКА
Пустил копьё, оно пропело,
слетело тело, трон пустой,
и снова бой толпы тиранов
за право раны наносить,
душить, давить... И вновь над миром
стоит кумиром идиот
и мне орёт: "Народ планеты!
На счастье вето. Всё моё!"
Пустил копьё...
1970
ДЖОРДАНО БРУНО
Прошли года, пройдут года,
но этой славе не померкнуть.
Он доказал и навсегда,
что "сжечь не значит опровергнуть".
Так почему же до сих пор,
игрой костров тревожа время,
идёт с властями тот же спор
об этой теореме?!
1971
ПАМЯТНИК
- Кому здесь памятник такой?
- Безмерной глупости людской,
- Кто под плитою погребён?
- Бойцы враждующих племён.
1971
ПЕСНЯ ИЗГНАННИКА
Селенья родные, прощайте навеки,
греческий берег, прощай!
В море погибну, умру на чужбине,
но не вернусь в этот край.
Как меня встретит берег фракийский?
Как встретят фракийцы меня?
Вздёрнут на копья, гостем усадят,
дадут мне копьё и коня?"
Биться я стану за диких фракийцев,
биться фракийским копьём.
Щит ли я брошу, в поле останусь
или вернусь со щитом?
Угли остынут, очаг опустеет,
умру я в чужой стороне.
Исчезну бесследно, исчезну бесславно
иль вспомнишь хоть ты обо мне?
1971
СТАРИННАЯ ПЕСЕНКА О ЧУДАКЕ
1
Наш белый свет - кромешный мрак,
но жил да был один чудак;
хотела жизнь наверняка
заставить плакать чудака,
а он, увы, не унывал
насвистывал да напевал:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
И нет ни слуг,
ни королей
в том солнечном краю,
Там каждый - друг,
в кругу друзей
счастлив я и пою.
2
Наивный, робкий и простой,
он с юных лет был сиротой,
и, безрассудный ротозей,
он растерял своих друзей,
любовь и юность прозевал,
но не грустил, не унывал:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
С тобой иду,
любим, влюблён,
и солнце светит нам,
и сад в цвету,
и в розах он,
и мы идём к друзьям.
3
Король к народу выходил,
а он поклон отдать забыл,
и вот тюрьма, в ней мрак и тьма,
и люди сходят в ней с ума,
а он беспечно хлеб жуёт,
насвистывает да поёт:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
Там нет вельмож
и королей
и даже тюрем нет.
Там снег и дождь,
там ширь полей
и каждый день - рассвет!
4
Под старость лет на белый свет
был как-то выпущен поэт,
но нет ни дома, ни двора,
над ним смеётся детвора,
а он рассеянно глядит
и ту же песенку свистит:
Счастливый мир,
счастливый край,
тебя в душе ношу я.
Там вечный пир,
там вечный май
и там душой живу я.
Пусть на яву
летят года
с печальной сединой,
я там живу,
я там всегда,
как прежде, молодой.
1971
МЕСЯЦ
Тёмные громады блочных корпусов,
трубы и деревья, дальний стук шагов,
"Волги" и "Фиаты", где-то мат пьянчужки
у закрытой на ночь маленькой пивнушки,
и нелепо как-то месяц над Москвой
проплывает, залит сказочной тоской.
Бледный тихий странник, он в XX веке
более подобен нищему-калеке.
Вот он перерезан стрелами антенн
и коснулся рогом молчаливых стен,
вот ушёл без шума, позабытый, старый...
Тишина... лишь где-то тихий звон гитары.
1971
ПЛОВЕЦ
(Баллада в старинном стиле,
написанная в лето окончания школы)
Море бьётся, море стонет;
и по скатам чёрных волн
бурный ветер с воем гонит
одинокий утлый чёлн.
Лунный серп в прорывы тучи
смотрит взглядом мертвеца,
и стоят поодаль кручи,
словно смотрят на пловца.
Унесён ли в море шквалом
растерявшийся пловец
и крутимый каждым валом
ожидает свой конец?
Или был застигнут в море
разыгравшейся волной
и погибнет на просторе
в бездне моря роковой?
А по берегу, как птицы.
трое всадников летят;
и заметно при зарнице,
как за ним они следят.
Хлещет ливень, хлещет косо,
мрак и скалы на пути...
Но глядят они с утёса
и хотят его спасти.
Но куда гребёт он страстно!?
В море! В даль, где смерть сама!
Так и есть, пловец несчастный
в этот миг сошёл с ума...
Или, может, на просторе
заблудился: всюду тьма.
А за ним вдали над морем
возвышается тюрьма.
1971
* * *
Свободному ль согласья опасаться
с каким-то доводом противников своих?
Ведь дух противоречий - тоже рабство,
зависимость от мнения других.
1972
ВЕЛОСИПЕД
Как много лет,
счастливых лет,
мой старый друг,
велосипед,
скитались мы
с тобой вдвоём.
Друг друга мы
не подведём.
Я на тебе
проехал лес,
а ты на мне
в болоте лез.
..........
1972
ТОПОЛЬ
Что приуныл ты, тополь горделивый?
Вершина срезана безжалостной рукой,
и на ветров мятежные призывы
ты отвечаешь скорбной немотой.
Но вверх и к свету тянутся побеги,
и тополь стройный вновь зашелестит...
Что ж, юноши! Не время праздной неги!
Пусть лучше ветер нам в лицо свистит!
Так наверху без нас мертво и пусто,
так ждёт всё, чтоб мы к солнцу поднялись.
Мятежный мир науки и искусства,
к тебе мы тянемся в рискованную высь.
1972
* * *
Ты не доволен, что опять
я всю поэму стал ругать,
найдя корявые слова.
Но помни: хочешь танцевать,
так научись ходить сперва.
1972
* * *
Ходят заключённые по кругу
парами в цепочку друг за другом,
надзирает завуч, строг и сед.
Ни за что на целых десять лет!
1972
* * *
Подписывают оды, подписывают гимны,
а эпиграммы анонимны.
Забыты оды - имя Пиндара живёт,
а с эпиграммами - наоборот.
1972
* * *
Профессор стал конспект листать,
а я сидел бесстрашно.
- Что это? Чистая тетрадь!?
- Да. Вы сказали нам писать
лишь только то, что важно.
1972
К ПОРТРЕТУ ВОЕНРУКА
Я, увидав его,
воскликнул в изумленьи:
О, боже, для чего
ты дал мне зренье!
Потом пришлось его
ещё и слушать...
О, боже, для чего
ты дал мне уши!
1972
ГНОМИК
Моя принцесса, чудный сон
увидел я: в лесу есть домик,
и в нём живёт счастливый гномик,
и он, принцесса, в вас влюблён.
Вы лесом будете бродить -
навстречу выйдет он из леса...
Поверьте мне, моя принцесса:
так может быть, так может быть.
Он будет ваш вернейший паж.
Столь верный паж, поверьте, редок.
Есть у него шалаш из веток,
он пригласит вас в тот шалаш.
Мирка создатель своего,
он будет ласков и наивен,
он к вам придёт и в град, и в ливень,
лишь позовёте вы его.
Починит ваш велосипед,
чтоб звонко мчались вы по лесу;
попросит птиц воспеть принцессу;
с поклоном поднесёт букет.
Моя принцесса, верьте в сон!
Ведь я провидец, а не комик...
И есть на свете этот гномик,
и он, принцесса, в вас влюблён.
1973
ВЕСЕННИЙ ВАЛЬС
Напрасно огорчает вас
мушиный вальс, весенний вальс.
А вы, друзья, могли бы так? -
туда зигзаг, сюда зигзаг.
Несётся вихрем лёгкий рой,
в нём столько грации живой,
движенье вниз, движенье вверх
и тонких крыльев фейерверк.
Вот кавалер, как пылко он
в шалунью ловкую влюблён,
и он шалунье этой мил,
он с нею в вальсе закружил.
Ах, танцплощадка! Ах, мечта!
Они - счастливая чета,
они вальсируют вдвоём
под вашей люстрой над столом.
Настолько музыка нежна,
что вам, быть может, не слышна.
Оглохшие под топот ног,
бескрылые! - вам нужен рок.
Ах, этот вальс, весенний вальс,
пусть он и вас повергнет в пляс!
Долой печенье! Прочь халву! -
и воздадим любви хвалу.
1973
Гипнотизёр ползала усыплял
невнятным бормотаньем и пустотою взгляда,
но усыпить не мог он целый зал...
До нашей лекторши ему далековато.
1973
СОВРЕМЕННАЯ ВАКХИЧЕСКАЯ
Эх, горькая, мать вашу так!
Развлечься меня что-то тянет;
пусть клёвая музыка грянет,
врубите, врубите на полную маг!
Пусть грянут блатные запевки;
пусть с нами вопят,
хохочут под мат
всю ночь институтские девки!
Подымем бутылки, за раз опрокинем,
и разума с музами нет и в помине!
Там, кажется, кто-то блюёт...
Дыми же, дыми, сигарета!
Дымище вонищу забьёт,
чтоб мы веселиться могли до рассвета
и в щепки полы истолочь.
Пусть утра не будет, пусть тянется ночь!
1974
* * *
Как это глупо! - слава..
О славе не молю.
Но я любитель слова,
и слово я люблю.
И пусть оно по свету
летит себе звеня.
И пусть никто на свете
не знает про меня.
1974
ДЕТИ
Мы. учим их - они глядят с испугом,
мы любим их - они бегут к подругам.
Всю нашу жизнь мы детям в долг даём;
прощаясь, говорим: "Отдайте внукам".
1974
ИВАН ИВАНОВИЧ
Уж ночной туман туманович
появился над Москвой.
Вот идёт Иван Иванович,
возвращается домой.
Над рекой горят фонарики
и в речной волне блестят.
Пешеходы вдоль Москва-реки
по своим делам спешат.
Лишь один Иван Иванович
не торопится домой.
Не звенит карман карманович,
потому что он пустой.
Эх, жена... чуть что - истерика,
ну и мелочный народ!
Мимо крошечного скверика
он зигзагами идёт,
говорит столбу столбовичу,
протянув ему "Казбек":
"Мой привет Петру Петровичу,
вот хороший человек!"
На какой-то людной улице
справил малую нужду
и сидит, Москвой любуется
у прохожих на виду,
А домой идти не хочется,
и зачем идти домой,
если можно так без почестей
переспать на мостовой.
1974
ДУРАКИ
Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
это радость, это счастье -
видеть мир, каким он есть.
Вот ворвался свежий ветер
в предвосходное затишье
и наполнил вечным шумом
тишину моих лесов;
и скользнул по синим елям
золотой рассветный лучик
и рассыпался по веткам
чуть трепещущих осин.
Ради этого мгновенья
можно жить на белом свете,
вопреки любым несчастьям
этот мир благословлять.
Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
каждый всплеск и каждый шорох
я восторженно ловлю.
Дураки предпочитают
персональную машину,
дураки не знают мира,
дураки не любят мир.
Мир огромен и прекрасен,
многолик и многоцветен
от сверкающей росинки
до гряды далёких гор,
от весенней птичьей трели
до глухих раскатов грома,
от лихих порывов ветра
до журчанья ручейка.
Я пешком иду по свету,
я не знаю лучшей доли,
расплескавшемуся солнцу
поклоняюсь, как могу.
Дураки идут молиться
в духоту на заседанья.
Солнце, ветер, запах бора,
свежий воздух - не для них.
Не для них и тайный трепет
вдохновенья и простора,
не для них и ощущенье
простоты и красоты.
Даже люди с грустным смехом,
с их надеждами и горем,
с добротою и любовью,
даже люди - не для них.
1974
ТРАДИЦИЯ И НОВАТОРСТВО
Творили классики. Вы тоже
стишки кропаете, но туже;
во всём на классиков похоже,
с одним отличием - похуже.
1974
* * *
Солдатиков купили целый взвод.
Дитя в восторге: "Смирно! Марш вперёд!"
И будет час, когда счастливый маршал
во вкус игры, как следует, войдёт.
1975
ЗРИТЕЛЬ
Мне всё равно какая эра,
и всё вокруг меня - пустяк.
Я наблюдаю из партера
трагикомический спектакль.
Артисты корчатся. Смотрите,
их чествуют, возводят в сан...
Я, слава богу, только зритель,
хотя подыгрываю сам.
Я узнаю ходули, маски,
колпак дурацкий, жесты, грим
и вот живу - сюжетом сказки,
какой не знали братья Гримм.
Клубок убийств, насилий, травли
и сверхъестественная прыть
кому-то ТАМ приносят лавры,
а я распутываю нить.
Нет, я не следователь вовсе.
Я разберусь и вникну в суть,
найду преступника, но после
не выйду на открытый суд.
В суде свидетельствовать нужно.
Я только зритель. Перед кем
делиться истиной послушно?
Свидетельствовать перед кем?
Уже нельзя помочь убитым,
судьёй - преступник. Только нить,
листы с таинственным петитом
могу я тайно сохранить.
Но для чего, с понятьем тонким
живописуя бытиё,
на бесполезный суд потомков
нести бессилие своё?
1975
* * *
До рассвета помолчи, мой сверчок,
слышишь, совы и сычи, мой сверчок,
поломать хотят в ночи, твой смычок.
Помолчи в ночи, мой сверчок.
1975
ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК
Давно в согласьи старые друзья,
теперь без этого нельзя,
и как возить возы - большая есть наука.
_____
Вот снова Лебедь, Рак да Щука
за тот же самый воз взялись,
но согласованно и дружно,
по плану, с графиком, с учётом - всё как нужно.
Уже не рвётся Лебедь ввысь,
а Щука не стремится в воду,
и Рак не пятится, а возу всё нет ходу.
И слово - труд, а стало быть - к труду.
И вот друзья на воз и ну кричать: "С дороги!
Да здравствует! Вперёд! Мы обгоняем сроки!"
"Ду-ду! - кричат они, - Ду-ду!"
Учёт ли, график ли не тот - судить не нам,
да только воз и ныне там.
1975
* * *
Заройте! Утрамбуйте грунт катком!
А я насквозь проткну его ростком
и, протянув, как руки, листья к солнцу,
на мир взгляну анютиным глазком.
1975, Совместно с Евг. Кенеманом
ЧЕЛОВЕК С ПОДУШКОЙ
Жил да был на белом свете
человек такой один,
он везде ходил с подушкой -
и в театр, и в магазин.
В школе с завистью глядели
на него учителя
и кричали, заикаясь:
"В нашей школе так нельзя!
В нашей школе, самой первой
на Октябрьский район,
дети все хотят учиться,
лишь один не хочет он!"
Ну а он под бок подушку
и, обиды не тая,
видит сны, какие хочет,
видит чудные края.
Там на острове Буяне
два весёлых дикаря
хулиганят и буянят,
трубки длинные куря.
Там бананы и макаки,
пальмы винные и - ах! -
зреют новые подушки
на раскидистых ветвях.
Кончил школу, сел в автобус;
остановка "Институт".
Где же ты, моя подушка,
ты понадобишься тут!
Папа позвонил декану,
тот бумажку подписал,
чтоб такой-то и такой-то
здесь ещё лет пять поспал.
В институте десять дядей
колыбельные поют.
Эти дяди, эти дяди
сто наук преподают.
А в буфете пиво, раки...
В общем, просто благодать:
на собрании отчётном
тоже можно подремать.
А на острове Буяне
в золотом сиянье дня
папуаска Тити-Буки
пляшет, кольцами звеня;
и блестят от солнца кольца
на руках и голове...
А упавшие подушки
дозревают на траве.
Но кончаются занятья,
наступает канитель:
преогромную подушку
нужно затолкать в портфель.
Так за годом год в заботах,
но однажды всё на слом -
разбудили, растолкали
и суют ему диплом.
Всё теперь переменилось:
не экзамены, а план,
не стипендия - зарплата,
не подушка, а диван.
В персональном кабинете
полки, папки и печать;
на двери висит табличка:
"Не курить и не кричать".
А на острове Буяне
солнце жаркое зашло.
До чего же, до чего же
с Тити-Букой хорошо!
1976, совместно с И.Миклашевским
Я СЕГОДНЯ НЕ ТОГО
Я сегодня не того
от того, что долго очень
у соседа моего
вечер был сегодня ночью;
а ещё позавчера
я пришёл домой вчера.
Вечера так вечера -
до утра!
И отмечу между прочим
не без наслаждения -
у меня сегодня ночью
тоже день рождения.
Вот уж будет шик так шик! -
очники, заочники,
и вечерник, и дневник...
Все мы полуночники,
все мы...
Стоп. Опять заскок!
Что потом, не помнит автор:
он вчера сегодня лёг,
а сегодня ляжет завтра.
1977
ПЛЕЯДЫ
Мы - горстка звёзд,
мы - блёстки,
мы - Плеяды.
Мы вам заметны средь вселенской тьмы
лишь потому, что мы друг другу рады,
лишь потому, что существует "МЫ".
А вот наш свет.
Его колеблет воздух,
и вам, на нас глядящим, невдомёк,
что вместе мы - сверкающий мирок,
а порознь - еле видимые звёзды.
1977
ЧЕЛОВЕК
Ему б играть на дудке и гитаре
да гоготать среди подружек в баре,
а он веками истину искал,
чтоб задохнуться в атомном пожаре.
1977
СКРОМНОЕ ПРИЗНАНИЕ ДРУЗЬЯМ
Уже три месяца не вижу звёзд,
заботы тянуться за мной, как хвост,
и нету времени взглянуть за тучи,
хоть разик выпрямиться в полный рост.
1977
* * *
Какая тишь кругом! Во мраке
молчат дома, дворы, бараки...
И только трубы с белым дымом.
как восклицательные знаки.
1978
* * *
Опять весна оттёрла с неба грязь,
и светлой синью засияла ясь.
Опять душа, как стёклышко, как небо:
вся скорбь с неё земная отскреблась.
1978
ТИГР
Скребётся в дом усатый серый тигр,
устал он за ночь от тигриных игр,
и хочется ему сардин в томате
и помурлыкать на кровати.
1978
* * *
Друзья мои, живите наугад,
влюбляйтесь, поступайте невпопад,
пока нам всем мозги не заменили
на электронно-счётный аппарат.
1978
ДЕТИ
Посвящается Андрею Селькину
"Дети есть дети".
Великая мудрость
в том, чтобы это сказать и уйти
в свою крайнюю хату.
Дети есть дети, из них,
может, и вырастут люди.
По мне же
дети - хорошие люди,
которые НЕ
прокурили мозги,
НЕ
перелапали то,
что грешно и дыханием тронуть,
НЕ
спились,
НЕ
опустились на самое дно.
"У детей целая жизнь впереди".
Вот эта скромная девочка -
дочь алкоголика-папы,
дочь алкоголика-мамы.
Ей
нужно сегодня стирать
для себя и для младшего брата,
ей
нужно сходить в магазин
и купить пять буханок и пиво
(пиво - отцу,
буханки - поросёнку),
ей
нужно полы отскрести и помыть,
протереть подоконник и полку;
ей
нужно сходить за коровой
и землю вскопать под картофель,
ей
нужно бежать в детский сад за братишкой
и что-то готовить на ужин;
ей
нужно прочесть много книг, но сегодня
можно без этого и обойтись...
А как ей хочется
получить четвёрку!
Дети есть дети, но им
многое можно сказать,
не разбившись о лёд безразличья.
Они
многого могут добиться
упорством и силой,
верой в добро,
справедливым и праведным гневом.
А если
что-то они и не в силах понять,
так ведь только
наши больные "недетские" чувства,
стремленье к карьере
ценой настоящего счастья,
привычку скучать
под видом веселья,
боязнь путешествий,
открытий и новшеств,
жестокость к себе и к другим,
безразличие к жизни...
Так-то, мой друг!
Хорошо, что мы дети хоть в чём-то.
Спешу
наполнится светом
восторженных глаз.
1978
ЧАЙ
Не проповедуй алкогольных пыток,
из песен пафос винный исключай!
Да будет чай! Божественный напиток,
невинный чай, большой и добрый чай!
И кто б ты ни был - вечный неудачник,
распределенья ждущий выпускник,
районный фельдшер, захандривший дачник
иль вообще учитель с пачкой книг -
не возноси судьбы своей плачевность
и пей с друзьями щедрый эликсир.
Дарует он беседе задушевность,
душе - покой, больному горлу - мир.
Лишь только солнце сходит с небосклона,
он манит нас вскипевшим говорком,
и ярко-жёлтым серпиком лимона,
и седоватым вьющимся парком.
Среди хлебов, среди конфетных горок
он царствует, учитель, друг и врач.
И сладок он, и, если нужно, горек,
и, если нужно, крепок и горяч.
И, если нужно, он в душе холодной
остывшие мечты разгорячит,
и ты воспрянешь, и в груди свободной
взволнованное сердце застучит.
И ты поймёшь, и ты полюбишь друга
за искренность, за мысль и за полёт,
и вырвешься из суетного круга,
и всё в тебе от счастья запоёт.
Ты бросишься кому-нибудь на помощь,
ты маленький затеплишь огонёк,
и кто-нибудь, почти погибший в полночь,
почувствует, что он не одинок.
Но если ты увидишь чью-то грешность
и, вскипятившись, крикнешь: "Бей их, бей!" -
остудит чай чрезмерную поспешность:
сперва подуй - и только после - пей.
Люблю я эти тихие беседы
за скромным, за непраздничным столом;
и споры, и расспросы, и советы,
и искренность, и истинность во всём.
Так, может быть, не будем суетиться
и за грядущим днём лететь сопя?
Попробуем хоть раз остановиться
и с удивленьем выслушать - себя,
понять, что нужно нам на самом деле,
припомнить наши первые мечты
и тем путём пойти к желанной цели,
который оградит от суеты.
Попробуем на сделанное нами
без розовых очков хоть раз взглянуть,
увидеть и не пламя, и не знамя,
а скучный и весьма обычный путь,
Учёба, повседневная работа,
семь тысяч мелочей - на одного.
А ты всё ждёшь за годом год чего-то,
но, видно, не дождёшься ничего.
Какие-то сомнительные сдвиги,
писанья в стол, мечтанья в забытьи...
А где-то - ненаписанные книги,
открытья несвершённые твои.
А где-то - Гималаи, Кордильеры,
атоллы, джунгли, пальмы и моря,
другие страны и другие веры -
мечта неутолённая твоя.
А где-то - сквозь невзгоды и ненастья
прошедшие с победами друзья.
Они уже познали привкус счастья,
их обмануть и сбить с пути нельзя.
А где-то - синева, простор для ветра,
калитка, дом, знакомое крыльцо,
девчонка, и веснушки щедро-щедро
весёлый кто-то кинул ей в лицо.
А где-то...
Впрочем - где? В мечте? А рядом
отчёты, планы - жизнь среди бумаг.
Когда её окинешь трезвым взглядом,
осознаёшь - не так живём, не так.
О пенсии печёмся, об окладе,
пропиской дорожим, а не мечтой,
и детям дарим счастье в шоколаде
с классической начинкой - пустотой.
Ну так уснём, чтоб утром встать другими,
не сбитыми потоком кутерьмы,
умелыми и смелыми - такими,
какими стать мечтали в детстве мы.
Попробуем?! И честно, и открыто,
но не по-детски - с опытом, умно.
И да не будет ГЛАВНОЕ забыто!
И да свершится всё-таки ОНО!
Но...
стоп, друзья! Накал стиха умерим
и кипятильник выключим в душе,
а то мы ищем, пишем, спорим, верим.
а нас никто не слушает уже.
Теперь я вас пореже навещаю,
с Урала к вам на чай не забегу,
но не отчаиваюсь, верю чаю
и чайник мой зелёный берегу.
Затапливая и рассвет встречая,
я в термос наливаю чай с утра,
и, отработав день, за кружкой чая
спокойно коротаю вечера.
Меня не тянут шумные попойки
с хмельным угаром дружеских бесед.
Там только внешне искренни и бойки,
а в глубине - глухой несвязный бред.
Письмо от друга - лучший собеседник,
когда не чай в округе господин;
и я, как чайной жизни проповедник,
в субботу за столом сижу один.
Но благодарен я судьбе и чаю,
и благодарен каждому письму,
и, если на письмо я отвечаю,
то мне не одиноко одному.
Я славлю в письмах-песнях чаепитье,
я славлю тех, кто чаем нас поит,
и повторяю снова, как открытье,
банальнейшую истину:
Пиит!
Не проповедуй алкогольных пыток,
из песен пафос винный исключай!
Да будет чай! Божественный напиток!
Невинный чай! Большой и добрый чай!
Да будут наши тихие беседы
за скромным, за непраздничным столом,
и споры, и расспросы, и советы,
и искренность, и истинность во всём!
1979
ТАМ СРЕДИ ЗАРОСЛЕЙ...
Там среди зарослей воды ручейные,
джунгли болотные, земли ничейные!
В облачных зонтичных жизни жужжание,
крыльев движение, ножек шуршание.
Пчёлы с обножками резко снижаются,
и язычки вглубь цветка погружаются;
рядом бронзовки сидят изумрудами
вместе с журчалками золотогрудыми,
вместе с изящными тонкими осами;
и переполнено небо стрекозами,
а в бузине меж корней и репейника -
шелест воинственного муравейника...
1979
ОСЕННЯЯ НОЧЬ
Здравствуй, добрая ночь!
Осенняя тёплая ночь!
Я прошагаю тебя
по широкой бетонной дороге
через поля и леса,
проверяя дорогу по звёздам,
слушая шелест листвы
и стрекотанье цикад.
Я прошагаю тебя
по широкой бетонной дороге,
чапая грязью вблизи
новых посёлков и фабрик,
и на рассвете приду
к одноэтажному дому.
Месяц в ветвях заблудился,
прыгает с пихты на пихту
и, оттолкнувшись, плывёт,
словно челнок по заливу.
Вот прочертил метеор
яркую нить в Орионе,
ветер донёсся с полей,
и переполнилось тело
радостным чувством свободы.
Здравствуй, добрая ночь,
осенняя тёплая ночь!
Я прошагаю - один -
всю тебя - и на рассвете
передохну от дороги.
1979
ЛЕСОРУБЫ
Рукавицы, шапки, шубы...
Приходили лесорубы,
заводили бензопилы
и пилили, что есть силы.
Пели,
пилы,
пили
смолы,
распилили
дали-долы,
и попадали леса,
и открылись небеса,
и раздвинулся простор
от морей до синих гор.
Ни куста,
ни деревца -
поле,
поле,
поле,
поле,
поле,
поле без конца!
1979
ШАЛЯЙ-ВАЛЯЙ
(Из Маршака)
Шаляй-Валяй в ночи гулял,
Шаляй-Валяй употреблял.
Суд и милиция, школа и мать
не могут Шаляя,
не могут Валяя,
Шаляя-Валяя,
Валяя-Шаляя,
Шаляя-Валяя
унять.
1980
ВЕСЕННЕЕ СМЕХОТВОРЕНИЕ
Биологическому кружку
Из-за тучки-стёклышка
выглянуло тёплышко.
Это ли не праздник сам,
если небо дразнится,
если голубёнышем
тянется к зелёнышам,
если ясью радует,
со снегами ратует!
Торопитесь тропами
в пору ту протопаться,
когда к солнцу тёплому
всё расти торопится.
Станьте снегоборцами!
Станьте смехотворцами!
Вы же, заседалые,
заседайте далее!
"Проценты" и "портфели"
вас вконец испортили.
Наподобье наледи,
лаковое-маковое,
затвердело на лето
ваше место мягкое,
поросло мозолями -
трудовыми травмами.
Не бродить вам зорями
молодыми травами.
Пусть вам вечность тянется,
и "до заседаньица"!
Мы уходим по утру,
нам стрельба не по нутру -
мы идём с влюблённостью,
с вечной удивлённостью,
с фотоаппаратами.
Радостному рады мы.
Лес-лесёнок,
как лисёнок
(как лосёнок,
как рысёнок...)
что-то там бурчит спросонок
реками-речищами,
речками речистыми,
ручейками-речейками
чистыми-пречистыми.
От весенней ростоми
дали в дыме-роздыме.
и берёзам плачется
по зелёным платьицам,
и в цвету подснежники,
белоснежки-нежинки,
и легко
шагается,
и смехо-
слагается.
1980
* * *
А почему?
Если ты веришь, значит,
можно верить;
если ты любишь, значит,
есть в мире любовь;
если ты хочешь,
если ты очень-очень хочешь,
то всё будет так, как ты хочешь,
Жизнь,
вся окружающая нас жизнь
делает нас,
но ведь и мы делаем её!
1980
В ЧЕСТЬ ВОИТЕЛЕЙ-ГЕРОЕВ
(Из Анакреона)
В честь воителей-героев
гимны петь и мне хотелось,
брал гитару, но лишь только
о веснушках Нинки пелось.
Я о подвигах гражданских
петь пытался, но гитара
сразу трескалась, и струны
рвались с первого удара.
Так простите же, герои!
Не о стройках, не о пушках -
я бренчу на шестиструнке
лишь о нинкиных веснушках.
1980
* * *
У многих молодости нет.
Есть затянувшееся детство.
В нём столько лени и конфет,
мороженого и кокетства!
У многих молодости нет.
Где мысль и труд, любовь и ярость?
Проходит детство в тридцать лет,
и сразу наступает старость.
1980
ЛЮБУШКА-ГОЛУБУШКА
Ой ты, Любка-Любушка,
Любушка-голубушка!
Всё ты рвёшься, милая,
убежать от матери,
нагуляться досыта.
Приберись-ка в комнате,
постирайся-выглади,
а гулять успеется...
Скоро станешь на ноги,
выйдешь замуж, девочка,
вспыхнешь цветом маковым,
к милому ласкаючись,
и заплачешь с радости,
глядя на ребёночка...
Ой ты, Любка-Любушка,
Любушка-голубушка!
Вдоволь настираешься.
вдоволь наготовишься,
в ноченьку ненастную
досыта наплачешься,
мужика пьянущего
выставляя за ворот,
сына-алкоголика
матюкая за полночь.
И припомнишь в старости,
как гуляла смолоду,
как гуляла смолоду
да не нагулялася...
1980
СЧАСТЬЕ СИНЕКРЫЛОЕ
По-над градами, по-над весями
пролетало Счастье синекрылое,
соколиным оком вниз поглядывало,
поглядывало, выискивало,
где бы свить навек себе гнёздышко,
воспитать-вскормить милых птенчиков.
Глядь-поглядь: внизу сады пышные,
луга сочные, стада тучные,
дома крепкие и богатые,
а из труб дымки аппетитные,
знать, пекут блины люди добрые,
выпекают коврижки медовые.
И сложило крылья Счастье вольное,
отыскало уголок в тёплой комнате,
чтобы свить навек себе гнёздышко,
воспитать-вскормить милых птенчиков.
Глядь-поглядь: а оно и не строится,
не свивается тёплое гнёздышко,
ни травинки в дому, ни соломинки,
паутинки со стен и те повычищены.
Да и люди-то кругом всё недобрые,
ой, недобрые, ой, завистливые,
осторожные да расчётливые;
в кошельках монетки пересчитывают,
в кубышки тайком перекладывают,
чтоб не видел кто, озираются.
И глядят они на гостью залётную,
так приглядываются, как прицениваются,
ни блином, ни коврижкой не поделятся.
Затолкали они Счастье вольное
в клетку тесную, в клетку тёмную
с навесным замком позолоченным,
набросали туда крошек с мусором,
мол, поешь да попой, наша гостьюшка.
Стало жить-поживать Счастье пленное
да грустить-тосковать по красну солнышку.
А и люди-то кругом всё недобрые,
ой, недобрые, ой, расчётливые.
Скучно видеть их, скучно слышать их,
скучно петь для них песни грустные.
И повыцвели перья синие,
и померкли глаза соколиные,
исхудало в семь раз Счастье пленное,
исхудало в семь раз, приуменьшилось
и протиснулось между прутьями,
еле слышное на пол выпало.
На полу его не заметили,
так и вымели Счастье из дому
вместе с крошками, вместе с мусором
и закрыли за ним двери крепкие.
Отлежалось оно на густой траве,
надышалось оно свежим воздухом,
отогрелось оно светом солнечным
и рванулось ввысь из последних сил,
и запело, запело от радости,
улетело за синие реки,
за зелёные боры, за белые горы,
поселилось за морем в безлюдных лесах,
ночевало в пещерах, росой умывалось,
питалось грибами да дикими ягодами.
И окрепло вновь Счастье вольное,
засверкали глаза соколиные.
Стало скучно ему одинокому
и взмахнуло оно чудо-крыльями.
По-над градами, по-над весями
полетело Счастье синекрылое
поискать людей нерасчётливых,
не с великой мошной да с широкой душой,
чтобы свить у них своё гнёздышко,
воспитать-вскормить милых птенчиков.
Глядь-поглядь: внизу сады бедные,
луга голые, стада тощие,
дома шаткие, небогатые,
а из труб дымки еле стелятся;
но зато везде люди шумные.
некрасивые, неопрятные,
а весёлые и разгульные,
а живут они припеваючи,
и душа, как рубаха, распахнута:
с кем хотят они, с тем целуются,
с тем милуются, обнимаются;
с кем хотят они, с тем поссорятся,
всё, что на сердце, прямо выскажут.
И сложило крылья Счастье вольное,
залетело в уголок дымной комнаты.
Увидали его люди шумные,
усадили за стол, стали потчевать:
подавать, подливать да подбадривать,
чтобы пелось ему всех раздольнее,
чтоб плясалось ему всех разгульнее.
Подпоили они Счастье вольное
и упало оно, как убитое,
но не долго гостило-бражничало,
протрезвело к утру, призадумалось
и покинуло их, незадачливых.
Так не свилось у них тёплое гнёздышко,
не щебечут у них малые птенчики.
Ну а Счастье, птица залётная,
понеслось выше облака белого
по-над градами, по-над весями,
чтобы высмотреть, чтобы выискать
бескорыстных людей да не бражников,
трезвенников да не денежников.
А внизу дома двухэтажные
за глухими-глухими заборами,
с навесным замком недоверчивым
да с плохими людьми - денежниками.
А внизу дома накренённые,
лопухом да крапивой обросшие
с искривлённым окном полувыбитым
да с пустыми людьми - пьяницами.
Так летало семь лет Синекрылое,
так летало семь лет и семь месяцев.
И устали лететь крылья синие,
и устали глядеть глаза соколиные,
утомилось в пути Счастье вольное
и присело на сук у скворечника.
Глядь-поглядь: внизу дома скромные
небогатые и небедные,
с невысоким, но чистым окошечком,
с небольшим, но зелёным садиком.
И спорхнуло вниз Счастье тихое,
залетело в дом к людям ласковым,
стало вить-свивать своё гнёздышко,
напевать в углу свои песенки
да к хозяевам новым приглядываться.
Пропоёт петух, и встают чуть свет
люди добрые работящие,
умываются, собираются,
на работу идут, не запаздывают.
А как солнышко к долу склонится,
так придут домой, дружно ужинают.
Угощенье у них небедное,
хоть без перца оно, без пряности;
и беседа у них спокойная,
хоть без мысли она, без задумчивости;
а живут они, не нуждаясь ни в чём,
да за годом год одинаково.
Так бы жить у них Счастью тихому,
выводить-опекать милых птенчиков,
да недаром оно Счастье вольное,
Счастье вольное синекрылое,
не вместить его в деревянный дом
с невысоким узорным окошечком,
с аккуратным зелёным садиком.
Размечталось в ночи Счастье вольное:
распахнуть бы даль неоглядную,
охватить бы ширь неохватную,
улететь бы ввысь к небу синему
да зажечь звезду в небе новую;
то понять, что никем не понято,
то создать, что никем не создано,
то отдать-подарить миру целому,
что ещё ему не дарил никто.
Ой, вы люди, люди милые,
люди милые да недалёкие!
Жаль оставить вас Счастью светлому,
жаль покинуть вас, честных тружеников.
Да и с вами жить - стоскуешься
по мечте, по свободе, по творчеству.
Загрустило Счастье вольное,
подумало-поразмыслило
и однажды из дому вылетело
и растаяло в дымке утренней.
Хорошо, что вы не заметили.
Улетело Счастье синекрылое
к беспокойным людям - к мечтателям
речи слушать их вдохновенные,
скудный хлеб делить, потом политый,
помогать в труде, помогать в борьбе,
наполнять их дни бурной радостью
и, прижавшись к ним, вместе с ними петь
песни грустные, песни мудрые.
Ну а станет хлеб полон горечи,
обожжёт зима лютым холодом -
улетит в слезах Счастье честное,
улетит в слезах да не надолго,
постучится к вам, отогреется
и помчится к ним в даль тревожную.
А они в ночи собираются,
оставляют они свои хижины
и уходят нелёгким путём
Счастью смелому навстречу.
1980
* * *
Ура! Конец бегучке. Заседанье.
Есть время написать друзьям посланье,
прочесть письмо, сложить стихи, подумать
и просто подремать под бормотанье.
1980
ПСИХ
Он не "как все", и каждый волен
заметить вскользь: "Душевно болен",
хихикнуть, психом называя,
а у него душа болит,
душа больная!
И вам, бездушные, никак не разглядеть
всё, от чего душа обязана болеть
в том случае, когда она живая.
1980
ЗИМА УГРЮМАЯ
Зима угрюмая, согрей
над печью зябнущие руки!
А там, быть может, много дней
ещё осталось у старухи.
Сегодня кашель одолел,
и долго-долго ей не спится,
и вереница прежних дел
всю ночь в её виске стучится.
Оплакан муж, уехал сын,
а для старухи всё тут свято,
и так же тикают часы,
как раньше тикали когда-то.
И вымыт пол, и убран сор -
лишь малость сена у плетёнок,
где не забитый до сих пор
из-под скамьи глядит козлёнок.
Не поднялась, видать, рука,
и как же нежности в ней много!
И потому живи пока,
чтоб не было ей одиноко.
А завтра - сыну пара слов
и мысль - а может быть ответит,
напишет просто: жив-здоров -
а вдруг возьмёт и сам заедет.
Ну так, зима, согрей, согрей
сухие старческие руки!
И там, как знать, немало дней
ещё осталось у старухи.
И в дом ещё одна весна
зайдёт с весёлым стуком капель,
и потому уснёт она
легко, едва отпустит кашель.
1981
ДОРОЖНАЯ ПЕСНЯ
И вот повеял ветер странствий,
скрутил сухую пыль столбом.
Дорога радостная, здравствуй!
И до свиданья, отчий дом!
Конец наивным детским грёзам
и тихим дням в кругу семьи.
Я выхожу навстречу грозам,
навстречу свету и любви.
Взметнулась пыльная позёмка,
и мрачен лес предгрозовой.
Со мной походная котомка
и посох страннический мой.
Ещё, быть может, сбыться грёзам,
и вспыхнут ярко дни мои.
Я выхожу навстречу грозам,
навстречу свету и любви.
1981
ПИСЬМО С УРАЛА В ЛАФАНИЮ,
НАПИСАННОЕ ПО СЛУЧАЮ ТВОРЧЕСКОГО ОТПУСКА
Я к дивану прилип.
Грипп.
Не хожу я учить ребят,
а сам не пошёл на учёбу в военкомат.
И, конечно, довольны ребята,
и не надо им шоколада,
и не надо им мармелада,
чтобы дольше болел я, им надо.
В голове у меня мутит,
в животе у меня болит,
и давно уже хлеба нет.
В завтрак, в ужин, в обед
вместо хлеба и вместо конфет
стрептоцид.
Вот так я лежу,
в потолок гляжу,
стишки пишу,
никуда не хожу,
к дивану прилип...
Спасибо, грипп!
И лежу я четвёртый день.
Лень - учить, лень - учиться, лежать - не лень.
Я бы так пролежал до лета,
и совсем не скучно это -
можно так интересно мечтать:
и влюбиться, и к звёздам слетать,
и открытий наделать в науке,
чтоб меня изучали внуки...
Или прямо с кроватью взлететь
и на толпы зевак поглядеть,
ну а после стать невидимкой,
прятаться за полудымкой
и за руку тяпать воров
посреди безлюдных дворов,
или влеплять по печёнкам
хулиганам, пристающим к девчонкам,
или... Много ещё чего! А это письмо
запечаталось бы само.
1981
* * *
С цивилизацией одна беда:
пиджак нас отучает от труда,
ходить не позволяет нам автобус,
летать во сне мешают провода.
1981
* * *
Говорите, что дитя
в дядю целится шутя?
Говорите, что бумажный
не стреляет пистолет?
Он стреляет!
Он стреляет
через десять-двадцать лет.
1981
ЛЕСНОЕ ОЗЕРО
Если ты увидеть хочешь
душу озера лесного,
то спускайся на рассвете
к топям с берега крутого,
пробирайся к водным гладям
по пружинящим сплавинам,
по багульнику и клюкве,
по свалившимся лесинам,
опускайся осторожно
в черноту воды озёрной
и, от кромки оттолкнувшись,
отдавайся влаге чёрной.
И вода подарит бодрость,
смоет слой тоски и скуки.
Станут радостными мысли
и оранжевыми - руки.
Ты легко, самозабвенно
заскользишь по глади водной
и опишешь круг, пьянея
от живой воды болотной.
И когда коснёшься торфа
и шагнёшь на край сплавины,
станут вновь, как в раннем детстве,
и душа, и плоть едины,
и болото улыбнётся,
и сверкнёт свободой дикой,
и одарит горькой клюквой
и пьянящей голубикой.
Ну так стань отныне мудрым,
полюби болот величье
и войди, как равный, в это
царство рыбье, царство птичье.
Приходи к нему с поклоном
каждым утром снова, снова!
И однажды ты увидишь
душу озера лесного.
1982
* * *
Если ты думаешь только о хлебе -
вспомни о небе,
вспомни о небе;
если ты помнишь о небе одном -
вспомни о хлебе насущном твоём.
1982
КОГДА-НИБУДЬ Я СТАНУ МЕЦЕНАТОМ
Когда-нибудь я стану меценатом,
когда приобрету свою квартиру,
когда найду работу, где зарплата
и честной будет и вполне солидной.
Тогда я прекращу свои скитанья
и стану добрым тихим домоседом...
Я обязательно куплю диван
и для друзей с десяток раскладушек,
чтоб можно было приезжать с Урала,
с Кавказа, из Сибири, с Украины.
А в центре комнаты поставлю стол
большой-большой и много-много стульев,
куплю огромный чайник, втрое больше,
чем тот, который привезён с Урала.
Гитара будет в этом доме, ленты
с десятками знакомых голосов
и целый шкаф тетрадей со стихами;
а лучшие картины и рисунки,
подаренные мне друзьями, станут
доступны обозренью, как в музее.
На полках будут книги и открытки,
альбомы фотографий и, конечно,
с десяток шахматных часов и досок.
Найдётся место увлеченьям детства -
коллекциям камней и насекомых,
и самодельным картам Подмосковья,
и многим удивительным находкам.
А телевизору, коврам, стекляшкам
здесь места не найдётся - будет тесно.
У выхода над дверью я повешу
табличку: "Осторожно! Там за дверью
XX век", а вскорости - табличку
о том, что XXI век (я очень
в его отличья к лучшему не верю).
Так вот, когда я стану меценатом,
я сам уже стихи писать не буду
(увы, они не пишутся в уюте),
но без стихов прожить я не сумею.
Поэтому, как и сейчас, я буду
стихи друзей печатать на машинке
и буду их переплетать, лелеять,
как самую большую драгоценность.
И каждый автор сможет в этом доме
не только отдохнуть, но и укрыться
надолго от невзгод, от пошляков,
набраться сил и вновь рвануться в битву,
которую я сам вести устану.
Когда-нибудь я стану меценатом,
ну а пока я сам пиит бездомный,
философ и мечтатель, и бродяга,
и ясно Богу одному, что лучше!
1983
..........
Если ты слышишь что-то одно,
то, значит, не слышишь что-то другое;
если ты читаешь одну книгу,
то, значит, не читаешь тысячи других;
..........
1983
БЕССМЕРТЬЕ
МЫ - бессмертны,
ибо мы - это огонь нашей души
плюс атомы нашего тела,
а то и другое в отдельности - бессмертно,
и наши две части
не умирают,
а лишь расстаются
на время.
Мы - бессмертны,
ибо огонь наших душ
зажигает новые души,
и, когда мы умираем,
эти души продолжают гореть,
зажигая новые и новые души.
Мы - бессмертны,
ибо материя нашего тела,
совершая круговорот,
превращается в новые тела -
оболочку новых душ,
а эти новые души
вспыхивают
от огня,
зажжённого нами.
Так впусти в себя других людей -
и спасёшь их от смерти;
подари людям огонь своей души -
и будешь бессмертен.
1983
* * *
Люди входят в мою душу медленно.
Как сухие семена
они ложатся в сухую почву
и ждут дождя.
а потом прорастают
и вдруг - вспыхивают цветком.
1983
..........
Я бесконечно талантлив,
как все вокруг.
..........
Конечно,
я - особый,
но каждый из всех - особый.
..........
1983
* * *
Я - разум,
глаза Вселенной.
Вселенная смотрит мной
на себя.
1986
ДАЛЬТОНИКИ
Дальтоник честно пытался
научиться распознавать цвета,
но судил о них по косвенным признакам
и постоянно ошибался.
Хорошо уже то,
что он знал о своём дальтонизме.
Когда же вы, дальтоники духа,
перестанете так уверенно звать
счастье - горем, а горе - счастьем?!
1986
* * *
Душа, как пашня, - вязкий мрак:
трудись - зазеленеет злак,
а если сесть и ждать чего-то,
дождёшься, прорастёт сорняк.
1986
* * *
Всё во Вселенной сплетено,
ты и Вселенная - одно!
Трудись, борись, не бойся смерти -
тогда исчезнуть не дано.
1986
***
Без бедняков богатых нет,
а без богатых бедных нет.
Страшна не бедность, а стремленье
быть не беднее, чем сосед.
1987
***
Не Бог над нами, а бездушный рок;
но рок не страшен, если дух высок.
А Бог - лишь совокупность этих истин,
удобный для употребленья слог.
1987
***
Молитва Богу - это разговор
с самим собой судьбе наперекор.
Всё человечество в тебе за Бога,
а Бога нет, ты сам себе суфлёр.
1987
***
За деньги временем заплатишь,
а деньги попусту потратишь...
Так будь бездельником! От жизни
тогда хоть что-нибудь ухватишь.
1987
***
Богатый свободен, но только не тот,
кто платит за деньги годами забот,
а тот, к кому деньги идут за работу,
которую он не за деньги берёт.
1988
НОВЫЙ МИР
Откричали лозунги
прадеды и деды,
правнуки и внуки
в рубище одеты,
холодно и сыро
в пьянствующих избах,
а над клубом тряпка
о великих "измах".
1988
***
Бесприютность, безотрадность,
безотчётность, безоглядность,
бесконечность, безначальность -
только вечная печальность,
только пихты,
только ели,
только белые метели,
только скованные реки,
да тоска о человеке,
да лихая беспросветность,
безысходность, безответность...
1991
***
Запад наяву достиг высот,
а Россия вглубь души растёт?
1992
***
Мы решили у Европы
перенять её подъём:
бабы голые да шопы -
остальное не могём.
1992
***
Деревни бывают злыми и добрыми,
но трезвыми не бывают.
Бывают они ветхими и крепкими,
но трезвыми не бывают.
Они могут быть буйными и тихими,
но трезвыми не бывают.
А ещё они бывают
исчезнувшими.
1993
***
Стихи диктуются нам свыше -
с поехавшей куда-то крыши.
1996
***
Нелепы дети, алчны и убоги,
их речь - кудахтанье бескрылых птиц,
но есть меж ними маленькие боги,
с немой сосредоточенностью лиц.
Сверкает шпага, и незримый конь
проносит их сквозь наш угар и дым.
Они берут из прошлого огонь,
а пепел остаётся остальным.
1998
ПЕСЕНКА
Генералитет,
криминалитет
как-то повстречались
тет-а-тет:
речи, тосты, шутки,
танцы, посиделки -
разгорелась дружба
аж до перестрелки!
Стало втрое меньше
этих и других...
До чего на свете
хорошо без них!
До чего свободно!
До чего вольготно!
Можно даже песенку
исполнить всенародно.
Криминалитет
и менталитет
тоже повстречались
тет-а-тет:
речи, тосты, шутки,
танцы, посиделки -
разгорелась дружба
аж до перестрелки!
Стало втрое меньше
этих и других...
До чего на свете
хорошо без них!
До чего свободно!
До чего вольготно!
Можно даже песенку
исполнить всенародно.
Генералитет
и менталитет
тоже повстречались
тет-а-тет:
речи, тосты, шутки,
танцы, посиделки -
разгорелась дружба
аж до перестрелки!
Стало втрое меньше
этих и других...
До чего на свете
хорошо без них!
До чего свободно!
До чего вольготно!
Можно даже песенку
исполнить всенародно.
2001
БЕШЕНЫЙ САД
Всё во всём.
(Анаксагор,
V век до н.э.)
Бешеный сад, торжествующий сад!
Буйству зелёному нету преград,
нету границ океану листвы,
врезались кроны в простор синевы,
встали гигантские травы стеной;
не обойти этот сад стороной.
Нет ни дорог, ни далёких земель;
небо опутал свисающий хмель;
дни улетают, и тают года;
в этом саду мы с тобой навсегда;
и никого не отпустит назад
этот хмельной обезумевший сад.
Смотрят цветы с удивлённых ветвей,
словно глаза нерождённых детей;
бабочки пьют их божественный сок,
перелетая с цветка на цветок;
и позабыты иные пути
в диком стремленьи цвести и цвести.
Сказочный сад! Ослепительный сад!
Как опьяняет его аромат!
Девственный сад - неземной и земной;
перемешались прохлада и зной,
бешенство красок и полутона,
щедрая осень, скупая весна.
И представляется, что на века
эти деревья, цветы, облака,
ясный восход и туманный закат,
чередованье находок, утрат -
нет им начала и нет им конца...
Вечная песня под звон бубенца!
Полон прохладой таинственный грот,
ветки сомкнулись и сузили вход,
и уползает куда-то во мглу
глянцевый плющ, облепивший скалу,
и убегает по гальке ручей
в солнечном танце теней и лучей.
В липких подтёках тягучей смолы
тянутся кверху куда-то стволы;
и исчезают вершины колонн
в неразберихе запутанных крон.
Вязкое время течёт и течёт,
в призрачных далях теряя отсчёт.
Льются минуты - никто не прервёт
их нескончаемый круговорот;
и наползает болотный туман
на вереницу приречных полян;
и разгоняет его поутру
солнечный луч, запылавший в бору.
Вечность и миг по значенью равны,
в них - затаённая ярость войны
и бесконечность оттенков и форм,
словно художник, не знающий норм,
пишет и пишет своё полотно,
вечно иное и вечно одно.
Яростный сад, опьяняющий сад,
полный зазывного треска цикад,
то погружённый в полуденный зной,
то освещённый полночной луной
и беспредельный во всём и везде...
Скрыта Вселенная в каждом листе!
Чей это голос? И музыка чья? -
Шелест былинок? Журчанье ручья?
Или призывная трель в синеве?
Или движение сока в траве?
Только не ветер... и, нет, не ручей...
Весть отовсюду, а голос - ничей!
Из сумасшедшего сада пути,
словно из ада, вовек не найти,
да и зачем, если в этом краю
гаснут желания, словно в раю,
и не дознаться нам, рай или ад -
этот безумный ликующий сад.
Слились мы с ним и не знаем о том,
что было раньше, что будет потом,
замерло время, застыли часы -
пение птиц, переливы росы,
ласковый шёпот, круги на воде,
лёгкая рябь...
Всё во всём и нигде!
2002
***
Наш край становится безлюден
и сам себе не господин:
сперва - Распутин,
после - Путин,
а вслед за ним - китаец Тин.
2004
***
Человек человеку - враг,
если тесно набит барак.
Человек человеку - друг,
если нет ни души вокруг.
2006
***
Не верю Богу, он обманет;
вот я, к примеру, круглый год
лежу безгрешно на диване,
а Бог мне денег не даёт.
2007
(c) ю.Насимович
---
Более обширная подборка стихов Юрия Насимовича здесь:
http://temnyjles.narod.ru/Nasim.htm