Красивое, избалованное дитя.
Когда она уходит в себя, грустя,
осознаешь, что не стоишь ее ногтя.
И глаза ее в тот же миг блестят.
Она злится не так, чтоб тебя обжечь,
извергая кипящую в зобе желчь.
Речам она предпочла бы лечь.
Но пока побеждает речь.
Выходя из себя, она закрывает дверь
и идет куда-то. Должно быть, в сквер.
Или к морю. Или – отвесно вверх,
точно ангел, поправший твердь.
Вечером вы решаете: все пустяк,
и любовь побеждает любой косяк.
Через год – что пламень ее иссяк
и пора собирать рюкзак.
Ты садишься в поезд и едешь за
горизонт, чтоб не видеть ее глаза,
с облегченьем чувствуя, будто сам
ты уменьшился в два раза.
Дальше будут странствия, сплин, озноб
по утрам, бессонницы, омут снов,
мысли типа «ты бы, конечно, смог…»
и огромные груды слов.
Ничего не поделать: таков сюжет
каждой третьей повести. Скромный жест
на тебя обидевшихся божеств.
А для смертного это – жесть.
Но когда предвидится лютый ад
и нельзя уже своротить назад,
понимаешь, что это – всего фасад,
повод что-нибудь написать.
00/00/00