Здесь золотом не кроют купола,
но Веру не по роскоши обрящут...
Как солнечно звонят колокола
на белой кирхе с ангелом летящим.
И множат эхом светлый перезвон
все церкви католического края,
о новом дне вещая в унисон,
хвалу и славу Господу слагая...
...Старинный храм.
Давно прошедший век,
и фрески, пережившие столетья,
и время, вдруг замедлившее бег,
и божий день – витражным разноцветьем.
Под своды, где встречает тишина,
вхожу, оставив суетность за дверью...
Когда земным раздраена душа,
так хочется в небесное поверить.
Мерцая, свечи в сумраке горят,
орган, и в два ряда скамьи резные,
и ласково взирает с алтаря
прекрасный лик божественной Марии.
На нем добра и кротости печать...
Порыв – перекреститься у порога
и тихо ей о личном рассказать,
поведать о печалях и тревогах,
признаться, что в бедламе суеты,
здесь остров моего отдохновенья...
Но зла нехристианского следы
наводят на другие размышленья.
Резные створы арочных дверей
похожи на библейские скрижали.
Но разве не из этих же церквей
в походы крестоносцев провожали?
И не под сенью ль этих же крестов
меж утренней молитвой и обедней
сжигали на кострах еретиков
и страшный суд придумывали ведьмам?
И рЕками лилась людская кровь,
оплакивали мертвых серафимы.
Твой сын, Мария, тщетно нес любовь –
любовь и род людской несовместимы.
Блажен – на мир жестокий уповать!
Распяли.
А потом раздали роли...
Твоё дитя. Твой свет...
Я тоже мать.
Поверь, больна твоей, Мария, болью.
А преступленьям церкви – несть числа.
Распятьем прикрываясь, лицемеры
немало на земле творили зла,
чтоб властвовать над разумом и верой...
...Закатный луч скользит по витражу.
Пора домой.
Прости грехи мне, Боже!
Я в кирхи за покоем прихожу,
молиться в них душа моя не может.