Где-нибудь на болоте на дальнем
Мне б избушку на курьих ножках:
Неказистую, продуваемую,
Только б печка, да дров немножко...
Стала б жить потихоньку и радоваться,
Что не мёрзну зимой холодною.
Чай пила бы на травах заваренный,
Вместо сахара с клюквой болотною…
И на печке бы грелась валенком,
Занавеску задернув ситцевую.
А под боком мурлыка рыжая:
Толи кошка, толь помесь с тигрицею.
Прислонившись к трубе калачиком,
Пела б песню тихонечко вечную.
А в печи бы кипело варево:
Щи пустые, да каша гречневая.
На загнётке, в горшочке глиняном,
Так, на всякий, лешим подаренный,
Мухомор сушёный томился бы,
На болотной воде распаренный.
Наговоренный, да нашёптанный,
На незваного люда рассчитанный,
А в углу этажерка с книгою,
Мной, пока ещё, не дочитанной.
Оттого так маняще-таинственной,
Книгой книг, под названием Библия.
Эта книга – мое прибежище,
Эта книга – моя идиллия!
За окошком сосновыми лапами
Синева в лоскуты раскроена.
У порога метелка со ступою,
На единственный взлет настроенная.
Чтобы взмыть над болотом, над дальним
В час последний свой, час таинственный,
И забыться в ладонях у Бога вечным сном,
Грустным сном, сном единственным!
Где-нибудь над болотом над дальним…