Еще о "посылочных" вещах: в детстве, слушая обрывки взрослых разговоров, я представляла себе неземной красоты наряды, прибывающие из-за далеких морей от таинственных родственников - нет, не так!- от таинственных доброжелателей, пекущихся о красоте и комфорте вверенных им индивидов. Я к таковым не относилась. О своей красоте мне надо было печься самой.
В общем, что выросло, то выросло. Но тоска по неведомой красе осталась... и вот она внезапно удовлетворилась самым забавным способом.
Последний триместр моей беременности пришелся на такое жаркое лето, что стонали все, ну буквально все. А я к тому же стала огромной и неповоротливой. Мягкий асфальт проседал под моими шажищами с такой угодливостью, как будто я шагала по песку. Ночная жара была изнуряющей, и переворачивание простыней на другую сторону не помогало ни на секунду. Днем было гораздо хуже. Но, если дома я могла позволить себе разгуливать абсолютно голой, то на улицу приходилось выходить в доставшемся "по наследству" от приятельницы, отходившей беременность зимой, платье из плотной шотландки. Кроме этого платья, еще был халатик 54-го размера, но в нем можно было выходить только в темное время суток по причине его невероятного уродства, превращавшей меня в нечто восьмиугольное. Год на дворе был 1988. Те, кто помнит это смутное время, могут засвидетельствовать, что о покупке, пошиве, добыче вещей думать не приходилось; кроме того, так почему-то повелось, что платья подобные передавались из рук в руки, а не шились. Суеверие какое-то? Не знаю. Знаю, что было жарко. Так жарко, что я умудрялась несколько раз терять сознание. В глубине души я находила это достаточно симпатичным: до тех пор я подозревала, что потеря сознания- это какой-то истерический финт, мне недоступный, и вот, надо же, и этого удостоилась.
Вот что делают с людьми зной и беременность.
К июлю вдруг оказалось, что у моей троюродной сестры завалялось платье, присланное ей в дни ее беременности американскими родственниками. Сестра, обладательница мощного бюста, предупредила, что почти не надевала его, поскольку получила посылку на шестом месяце и уже не вмещалась, но я решила, что мне-то оно будет как раз.
Приехали на "смотрины". Платье оказалось совершенно очаровательным: коричневое с красной кокеткой, сочетание скромности и намек на страстную натуру, с небольшими разрезами по бокам, сообщающими всем интересующимся, что беременная продолжает оставаться игривой, привлекательной женщиной, совсем не похожее на угрюмые монашеские колокола советских беременных. Самое главное, оно было таким тоненьким. просто воздушным. Я тотчас же надела его и была счастлива целый день. Я была намерена проходить в нем хотя бы до середины августа.
Я так его любила, что простила ему тот факт, что в первую же стирку роскошный красный слегка окрасил коричневый. Я приспособилась и к этому - оно продолжало оставаться женственным и легким. Через два дня, в воскресенье, пошли в кино. В те годы вошли в моду спаренные сеансы: какой-нибудь мировой шедевр-двухчастевку объединяли с фильмом покороче, и сеанс, начинающийся в девять вечера, кончался часа в два ночи. Не помню, что мы смотрели. Помню только, что в конце первого фильма я почувствовала, что мой ребенок не очень доволен происходящим: он начал потягиваться, переворачиваться с боку на бок и пытаться расположиться поудобнее. Только пережившие это знают, как чувствует себя кресло, в которое уселся недовольный толстяк.
Мы продолжали смотреть. Внутренняя буря не унималась.
Где-то к концу второго фильма я попыталась изменить позу и услышала - нет, почувствовала,- как тонкая материя на моих бедрах противится этому незамысловатому действию.
-Кажется, платье рвется,- сообщила я мужу.
-Однако, во время пути собака могла подрасти?- предположил он, и, довольный своим остроумием, продолжил смотреть на экран.
Не знаю, возможно, мой малыш действительно подрос немного.
Теперь я припоминаю, что вторым фильмом был "Амадеус", поскольку решающий, окончательный, ни на какие другие звуки не похожий треск раздался под звуки дуэта Папагено и Папагены.
Теперь действительно оставалось только сидеть в кресле, и чем дольше, тем лучше.
Когда все же надо было выходить и я встала, мы оба ахнули: элегантные разрезы превратились в драматические разрывы, кончающиеся чуть пониже бывшей талии...
Домой шли пешком. К счастью, на улице была кромешная тьма.