Я была холодной и бесполой,
ни одетой — ни, по сути, голой;
я свои каштановые пряди
отдала огню забавы ради!
Я была стервей Марины Влади,
я, вопя, тонула в шоколаде,
скалолазила из грязи в князи,
лётала из глины — в кринолины.
Я, скуля, из гримпенской трясины
вылезла по зову суки-псины...
Изучала олбанский в ин'язе,
разгружала овощи на базе.
Я топила падчерицу в яде
(не уступим ворогу ни пяди!),
мужа-короля (скотина, кстати)
схавав в провансальском маринаде.
Я была ни голой, ни одетой,
ни Одилией — и ни Одеттой:
ни дурацкой белой лебедёю —
ни костлявой постною б***ёю.
Я гуляла шалым андрогином
по осенним жалобным ангинам,
по доисторическим долинам,
по зашухарившимся малинам,
по неолитическим дольменам,
по джигарханянам и арменам,
по левиафанам-кашалотам,
по голодным дартмуртским болотам,
где страшится Селден добермана —
и бежит, не ведая обмана,
и летит во тьму Лаура Лайонс,
с Баскервилем вымученно лаясь...
Я доисторическим осинам
хряскала серебряные спины...
Я зубами грызла полисменов,
негритят рожала от джазменов.
В Евином шаманила наряде
(ведь тогда не знали слова "б***и"),
била в бубен, бацала на лютне...
В облаках — свежей,
в аду — уютней.
Вдрызг меня залюбливал Атилла...
С Митей Карамазовым кутила...
В Мышкина закладывала страхи,
Разина подзуживала к плахе...
Я апофигительно устала:
лазала, ландскнехтила, летала,
кликала воинственные кличи...
Я меняла тысячи обличий!
Я была коровой и волчицей,
я волной сподобилась влачиться...
А потом опять вернула в глину
плотского замедленную мину.
22 августа 2013 г.