Старуха в отрепьях, сквозь прорехи которых можно было видеть её голое тело, шла будто не ощущая холода пронизывающей вьюги. То и дело проваливаясь в сугробы, она с легкостью выбиралась из их плена. Как молодая лань, играючи по летним тропам, бродила по лесу, вроде искала чего-то.. Подошла к берёзе, ласково поглаживая её ствол, что-то шептала себе под нос. Похоже, что какая-то полусумасшедшая старушенция приняла дерево за ребенка и пыталась улюлюкать его. Спустя некоторое время, она приблизилась к сосне, что высилась поодаль, и непонятные её действа уже превратились в некий повторяемый обряд, так же к ели, и ещё, к следующему... Её шепот уже казался песней, звуки которой доносились из недр земли, из стволов деревьев, с небес их приносили на своих крыльях снежинки — будто ангелы.
Два раза по девять хонгоодоров,
Два раза по пять шошоологов!
Со множеством белых оленей
У великого белого озера!
С пегими лошадьми
И великими шаманскими одеждами!
Десятки тысяч урянхайцев,
Семьдесят тысяч занхатайцев!
Ваши девять дочерей
С ханом на юге!
Воздвигнувшим свой город на юге!
(Ваши духи) со ста восемью светильниками
и с пятьюдесятью восемью шаманскими
обрядами
В руках старухи, каким то волшебным образом оказался бубен. Положив его на снег, присела с ним рядом и запела новую песню - свою собственную песнь силы, песнь шаманки, на не ясном языке,
казалось,
только деревья и птицы, и звери, живущие тут, могли понять этот язык. Вся природа замерла в миг. Всё что пело с ней до этого момента превратилось в то, что слушает. Только тишина и мягкий голос проникающий во мрак окружающей тьмы лучиком боли....
Мой голос — бубен,
Мой друг — бубен,
Мой конь – бубен,
Проводник — бубен
И помощник — бубен,
Быстрота оленя
Сила бубна
Стань одним, стань одним, стань одним.
Будь конем моим, бубен,
Унеси меня далеко,
Унеси на своей спине,
В иные миры.
Быстрота оленя
Сила бубна
Стань одним, стань одним, стань одним.
Спустя некоторое время над поверхностью кожи бубна появилась голограмма скачущего оленя. Три раза мягко ударив по инструменту раскрытой ладонью, Креза подняла его и немного побаюкала на руках.
- Хоёр сагай нэгэндэ! Хурай, хурай, хурай!
- руками с бубном трижды покрутила по часовой стрелке
Манггалам!
Ом маахан!
ЧОК! ЧОК! ЧОК!
Заиграл волшебный ритм нарты, который уносил Крезу в миры подсознания всего мироздания. Старуха на глазах превращалась в молодую прекрасную танцовщицу, уже не в лохмотьях, а ярком как огонь костра платье,
Руки как крылья..
Изломаны танцем -
Кровавые нити
Опутали все
Неведомой былью.
Безумная,
злая
Танцует и плачет-
И все затмевает..
Вокруг многозначность,
Да сотни ответов,
Их буквы - огни...
Закончилась вечность,
Медленно тает:
И танец, и мысли,
И образ вдали...
Потеряным шансом,
Безумием свиты -
Движенья игры...
Воздух будто уплотнился вокруг неё...
Креза подняла взор к небу, словно с укором поглядев на восседающих там богов. Пальцы сжали ожерелье из костей различных животных, зачастую мифических и "не существующих" для большинства людей.
Духи испуганно шарахнулись, ощутив бушующую в нём силу, а потом облегчённо разместились на ветвях и сугробах, ибо то была дружественная энергия, не способная причинить им вреда.
Слова наговора сорвались с бледных губ и вместе с тем раскрытая ладонь выбросила в воздух какую-то пыль.
Мир преобразился.
По крайней мере для нее, теперь уже вновь облаченной в лохмотья старухи.
Тысячи тысяч душ животных, некогда погибших здесь волею природы и людей, замерли в ожидании. Колыхаясь, словно на волнах, они обращали взоры жёлтых глаз все в одну точку - туда, где играла на своём бубне Креза.
Вновь слова растаяли в морозном воздухе и маленький чёрный камушек в правой серьге едва заметно мигнул золотом.
- Дайна... - шёпот унёсся в глубину леса, зовом, слышным лишь для мира мёртвых, - Дайна!
Уже не слово, но хрип каркающей вороной застыл в глотке ведьмы.
На маленькую поляну ступила большая рысь. Она внимательно взглянула на шаманку, ещё не понимая - зачем её побеспокоили.
А наговор превратился в осенний ручей, он журчал и извивался меж деревьев, обволакивая умершее животное неуловимой сетью.
«Иди же ко мне моя кошечка» - будто и не своим голосом, а эхом из недр мрака шепнула старуха духу, образ которого тут же растворился в ночной мгле и серой дымкой , вполз в самое сердца бубна..
Когда Креза очнулась в новой реальности, то неведомая сила повлекла её к … пожалуй, сейчас она и сама не понимала куда, знала только, что мертвое тело в которое предстояло ей вернуть жизнь и являлось той целью — целью нового пути. Прежней легкости как и не было вовсе, каждый шаг был болью, и раненая нога давала о себе знать.
А земля будто держит неверно, всё мешая нелепо - да встать
хотя бы.
А кровь вне вен и слепо, из сердца да в горло.
По яме .
А мозг на две части и больше - деление без конца.
Связь с миром мёртвых всегда отнимало много сил, для таких откровений, даже такой опытной ведьме как она - это слишком.
Но путь
, к счастью, оказался не так долог. Что-то мягкое и жалкое почти сливающееся с белым серебром снега, но тёплое, остановило на себе взор шаманки. Поняв что даже пару последних шагов для неё сделать сейчас стало адской мукой, Креза одним взглядом притянула это что-то к себе, и это чудо оказалось в её руках — котёнок. Маленький детёныш рыси. Он был мертв. Замёрз бедняга. Времени читать историю его смерти, у ведьмы не оставалось ни секунды, силы были уже на исходе. Старуха положила малыша на свой бубен, и запела колыбельную песенку матери, прижав инструмент вместе с детенышам близко к сердцу, будто пытаясь согреть. Или согреться? Энергия, которая лилась из песни вместе с душей умершей Дайны, сливаясь в одно целое, прозрачной нитью обвивали окоченевшее тельце дитя природы, вдыхая в него жизнь.
Время остановилось, а волшебные звуки любви, казалось, наполняли всю вселенную, но слышны они были совсем другим мирам.
Креза потеряла сознание.