В ресторане было от электричества рыжо.
Кресла облиты в дамскую мякоть.
Когда обиженный выбежал дирижер,
приказал музыкантам плакать.
И сразу тому, который в бороду
толстую семгу вкусно нес,
труба - изловчившись - в сытую морду
ударила горстью медных слез.
Еще не успел он, между икотами,
выпихнуть крик в золотую челюсть,
его избитые тромбонами и фаготами
смяли и скакали через.
Когда последний не дополз до двери,
умер щекою в соусе,
приказав музыкантам выть по-зверьи -
дирижер обезумел вовсе!
В самые зубы туше опоенной
втиснул трубу, как медный калач,
дул и слушал - раздутым удвоенный,
мечется в брюхе плач.
Когда наутро, от злобы не евший,
хозяин принес расчет,
дирижер на люстре уже посиневший
висел и синел еще.
Перевод:
Vladimir Mayakovskiy
Something Concerning a Conductor
The restaurant was ginger from electrical rouge,
molded in chairs was ladies’ flesh heap,
when a felt hurt conductor did outrush
and ordered musicians to weep.
And at once the one, which to the beard
tastefully carried a thick salmon piece,
by the trumpet was hit on the mug, bleared
with a handful of copper tears.
He didn’t succeed in between hiccups
to push out a cry to the golden dentures -
the beat by trombones, bassoons and kick drums
overran, and jumped over benches.
When the last of the beat, that to the door hardly
crawled along, with his cheek in the souse dropped dead,
on ordering the musicians to wail wildly
the conductor got quite mad!
To a wine-soaked bulk's the very teeth
he squeezed a pipe like a brass fancy pie,
blew and listened – blowing doubled with,
rushed about the belly a cry.
When in the morning, hungry since angry
the owner brought the cash due,
on a chandelier the conductor was hanging,
blue colored, still turning more blue.