мне, верно, письмом быть твоим забытым,
убранным в ящик в самый дальний угол,
вроде хламом забитый, надежно закрытый,
но почему-то не брошенный на раскаленный уголь.
словно однажды, милая, осмелеешь настолько
или настолько отчаешься, что откроешь прошлому дверь,
и как оловянный солдатик, тихо, но стойко,
будешь узнавать, "а как... как ты теперь".
и потребуется, наверное, времени туча
а, может, две рюмки виски из того же пыльного угла.
чтобы решить и себя не мучить:
разбивать или пить до дна.
а на небе тучи хмурятся - ты их хозяйка,
гонишь свою стайку к моему окну
под самой крышей.
и чаще дышишь, когда моё имя где-то случайно слышишь,
и прочь от себя ненужные мысли, будто они ядовитые,
делаешь из меня что-то чудовищно
забытое, забитое, закрытое.
так пролежать у порога твоей души вечность можно,
у меня осталась всего одна жизнь - держи!
я - написанная от руки записка с океаном лжи,
ты её сожги!
но... но мне, верно, быть письмом твоим забытым,
которое хранишь, но так, чтоб подальше,
загоняя в чёртов деревянный ящик,
забивая гвоздями и, возможно, оплакивая.
я - уцелевшие после урагана маки,
высуши лепестки и храни в томике Керуака
наши совместно прожитые дни.