Черная ночь тянет руки к огню,
ощеренный город враждою простыл.
Я не тот, за кого вам себя выдаю,
слишком много во мне темных, пагубных сил.
Сумасшедшие улицы кривляются, как полоумные,
и бросаются под мчащие оголтелые колеса.
Если бы мы вдруг все взяли –
и умерли –
отпали бы сами собой все глупые вопросы.
Осточертели серые меланхоличные будни,
обещавшие сбыться зовущей новью!
Эти стылые сумерки,
запекшиеся,
бурые,
запятнаны чьей-то пролившейся кровью.
Выучил в туманных урочищах все тропы замшелые,
безумная судьба словно смеется надо мной.
Я и сам не знаю, кто на самом деле я:
то ли человек,
то ли зверь лесной?
Эх, жизнь моя, жизнь, буйная и капризная!
Я
экземпляр
слишком редкий.
Вы держите меня,
держите на грубой привязи
да возите по городам в железной клетке!
Сердце гложет нахмуренная печаль,
одолевают сердце свихнувшиеся мысли.
А люди скажут:
«Эка невидаль,
мы и сами,
как голодные псы,
перегрызлись».
1990