Когда замкнулись цепи, отцвели пожары,
И враз замолкли струны мёртвых ЛЭП,
И дождь вошёл сквозь окна, как в зрачки,
Распахнутые внутрь окосиц трупа,
И мир убогий тленьем заразил,
Никто не воспротивился пришельцу -
Хозяину, что был так долго изгнан
В кривые рукава подземных рек,
Закованных в бетонные тоннели.
В теснинах горных резерваций без помех
Взрасли цветы оттенков серебра,
Прокованного синью с болью неба.
И древние холмистые поля
Вернули старый золотистый мех,
Напоенный медвяным шумом пчёл.
И мир заснул, врачуя кровью жил
И памятью своей свою же душу.
И кровь была - вода в каналах рек,
И кровь была - ветра в просторах неба,
И кровь была - забытый человек
Что никогда не помнил - и нелепо
О тех, давно ушедших, вспоминать,
Как им - про запах первой горсти хлеба,
Зажатой в пальцах - и никто не вспомнит,
Что было - "пальцы", "горе" иль "погост"...
И новым дням встречать не довелось
Убийц, радушных к смерти, но не к веку
Других, чья жизнь вокруг кипела ног,
И заставляла спотыкаться так нелепо...
Но, впрочем, пусть земля скрывает их,
Неловкие и хрупкие остовы.
Под солнцем есть чему расти, тянуться ввысь
И занимать убийством - не для скуки -
А жизни для - короткий, яркий век.
Кто помнит тлен железных ограждений?
Кто помнит гарь от жертвенных лесов?
Лишь тает, словно снег, бетонный ворот
Плотин на глотке озера в горах,
Да растекают в ил пески от дамбы...
И истлевают на кипучих венах рек
Заброшенные лезвия мостов.