Кейсария
Мои сандалии полны песка.
Дворцовых стен крошащиеся зубы
с голодной жадностью больного старика
грызут луну, идущую на убыль.
Рассветный бриз ощупал мне лицо,
прохладною ладонью тронул брови.
Узнал слепец. За поколенья до
я здесь жила из плоти и из крови.
Любимому дарила голубей,
варила суп из требухи с фасолью,
и на исходе влажных жарких дней
вино с водой носила к изголовью.
Разбит стакан, давно разрушен порт,
не славят Рим и Цезаря потомки…
Ты подарил мне "римское стекло" -
стакана драгоценные осколки.
*****
Голаны
Эти горы дворняжечьей
серо-коричневой масти.
Боками поджарыми дыбятся,
скалятся каменной пастью,
стонут счастливо,
от долгого бега осенью остывая.
В холке подрагивают.
Дождавшись дождя, шумно лакают.
Слюни ручьями опалово
по мордам собачьим прочерчены.
Oни хоть ничьи и бездомные,
но могут быть
ласковы и доверчивы.
*****
Набатея
Ты не забыл?
Пески цветут зимой.
Там красный цвет с пустынных анемонов
срывает знойный ветер.
Утомлённо бредёт пастух,
за ним баранья вонь
халата, куфии и перемётных сум,
висящих на крестце у дромедара.
Их силуэт дрожит в февральском жаре,
шипящей эфой ветер, белый шум.
Ты помнишь?
Так колышется вода.
Тяжелая, в бордовых отраженьях
окрестных гор, сковавшая движенье
твоей руки, коснувшейся меня,
скользнувшей ниже... в шелк воды и кожи.
Тождественны на ощупь, но несхожи -
ведь я жива, давно мертва вода.
Я в Набатее, помнишь?
Навсегда...