Это знойное утро играет с моим нутром,
Пробирая до почек, склоняя меня ко сну.
По артериям неба слоняется солнца тромб,
Это я догорю, если только его коснусь.
Это лето глядит на меня, а глаза пусты.
Подмигнуть бы ему, да не хватит разбега век.
Я иду по периметру лучшей из всех пустынь,
Оставляя следы на песке и сухой траве.
У воздушного замка есть лики, но нет лица.
Силуэт его зыбок, фундамент его зыбуч.
Петушок-горевестник застыл на руке скопца
И молчание спит в золочёном его зобу.
Серповидной улыбкой ломая тщету зеркал,
Наши нити прядёт беспощадный индейский бог.
Только в письмах его не понятно ни узелка,
И они не про вечность, которая есть любовь.
Да и что нам той вечности - хрупкие руки льда
И заснеженный шарм неприкаянных королев.
Я иду по пустыне, не зная, что есть вода,
Потому что мой бог не давал мне иных ролей.
Кем родился герой, тем и странствовал, тем и пал -
По-античному гордо, по-летнему налегке.
Вместо контуров замка унылые тени пальм,
И последний донжон оплывает в моей руке.