Мироточит струна от объятий прокуренных пальцев...
Еле держат колки перетянутость нервов и жил...
Он под нимбом любви и в терновом венке для скитальцев
Торопился любить... И всегда по-над пропастью жил...
Но, загнав лошадей, он с обрыва упал в это небо,
Свой отпущенный срок преждевременно выпив до дна...
Я наполнил стакан и, накрыв его ломтиком хлеба,
Зажигаю свечу и на звёзды гляжу из окна...
Тридцать третий сезон... Мелким дождиком плачет Таганка...
Тридцать третий июль... На Каретном печальная тишь...
Прячет слёзы Париж... На Монмартре вздыхает шарманка,
Разливая басы над изломанной линией крыш...
Сквозь десятки годов этот голос охрипший я слышу.
Не порвётся струной нас с Володей связавшая нить.
Он поёт нам с небес - этой сцены не может быть выше!
И не надо его ни оплакивать, ни хоронить!