Я Н И С Г Р И М М С
АВЕСОЛ, ИЛИ ПРОИСКИ ЖАНРА (http://www.stihi.ru/2013/07/12/5729)
(Конспектируя Авессалома Махинеева*)
Авесол – новый идеалист, многоликий дилетант, литератор-многостаночник. Не то мифолог, не то мифотворец. Не то философ, не то поэт. Не не то лирик, не то ироник. Не то сатирик, не то юморист. Короче, сочинитель без руля и ветрил. И он, конечно, сильно рискует, смешивая в своих «сюроидах и фантазмах» разные жанры и стили. Аптекари, которые делают то же самое с жидкими экстрактами, пишут на чёрной склянке: «Mixtum compositum. Guttam i ante noctem»**.
Столь легковесный подход к собственному творчеству Авесол оправдывает традицией «древнеримской сатуры». В шутку называет себя «сатирискусом» (маленьким сатиром), «страдающим сатириазисом» (приапизмом). Повторяет, к месту и не к месту, что он не просто шутник, но единый в трёх лицах «ироник, иронист и ирониист» (наверное, по аналогии с «копировщиком, копировальщиком и копиистом») .
Есть в этом эфемерном мыслителе некая неразгаданная тайна, спрятанная в самих молекулах его древнееврейских, древнегреческих, древнеиндийских и «инобытийных» (? – так у автора) генов.
Конечно, все дилетанты, особенно лирики и ироники в одном лице, были эклектиками. Но такого мохрового***, как наш «лиронический» (? – так у автора) персонаж, мир не видывал. Сколько масок он примерил – не сосчитать! Здесь он платоник, там – его антипод, ницшеанец; здесь истый христианин, там – безнадёжный язычник; здесь демиург, а там – то ли киник в образе собаки, то ли кентавр в роли наставника молодёжи, уже и не разобрать без пол-литра огнеопасной жидкости.
Подобные эпифании весьма рискованны вне драматургического сюжета, ибо непривычны, эпатажны и не всякому критику понятны, но нашему экстатическому эклектику не страшна огнедышащая химера критики. И он готов, как Беллерофонт, прикончить эту химеру, тератоморфное чудовище, спереди льва, а с тылу козла, с шипящей змеёй в виде хвоста, – готов на своём Пегасе, как тот же Беллерофонт, штурмовать Олимп, и это несмотря на то, что знакомая Мойра предупредила его о заведомо негативной реакции Зевса, критика которого пострашнее химерической – от кронионовых громов и молний нет спасения ни в придуманной Платоном инобытийной пещере, ни в охраняемом светским государством храме науке.
Сердце Авесола, великое по определению, открыто настежь и потому, всеми ветрами продуваемое – и верховыми, и низовыми, и горными, и долинными, и лёгкими, и шквальными, и восточнозакавказским муссоном, и норд-остом, и норд-вестом, и вестерлизом****, и черноморским фёном, и новоземельской борой и даже библейским эвроклидоном*****, – вмещает все истины Востока, Запада, Севера и Юга.
Сердце Авесола мироточиво, космично, космополитично, страннолюбиво, доверчиво, ранимо. Оно спокойно, без ревности, и в то же время чутко воспринимает окраинные для русского сознания католицизм, ислам, буддизм, индуизм, конфуцианство и даосизм.
Сердце Авесола, латгальца по рождению и великоросса по духу, инстинктивно отторгает только одну конфессию – иудаизм. Что его смущает в исконной еврейской религии? Первое – «неадекватная апология богоизбранной нации». Второе – доведённая до стерильности ритуальная чистота. И третье – безумное число заповедей. 613! А истому язычнику-идеалисту с его «необрезанным Я» (? – так у автора) и десять через край.
Он с великою охотою, от рассвета до заката, служит Аполлону, а за полночь с неменьшей страстью жертвовует Дионису. Или наоборот, пьяный сатир с раннего утра после ужина властвовуют в личине Музагета******. В душе дилетанта страждут Сизиф, Тантал и братья Алоады. Он трижды несчастный трикстер, потому что в отличие от пребывающих в Тартаре классических обманщиков он, стоик, добровольно обрек себя на неизбывные муки.
Авесол изменчив, как многоликий Протей, самый неоднозначный из пантеона греческих богов. Не случайно в прошой жизни его когномен так и звучал – Proteus. До знакомства с настоящим Протеем, сыном Посейдона, Авесол представлялся то мифологом, то мифографом, иногда – философом или поэтом, иногда деистом или теистом, иногда – дуалистом и манихеем, в редких случаях – «не то сатириком, не то юмористом». После судьбоносной встречи с Протеем в Аиде, восприняв от своего благодетеля дар превращаться в кого угодно и во что угодно, Авесол обзавёлся уникальным удостоверением следователя по особо важным делам насельников Тартара, Аида, Ада, Шеола, Джаны и Рая. И стал представляться, в зависимости от случая, то криминалистом, то криминологом, то патологоанатомом, то вивисектором.
Итак, новоявленный клон Протея, многоликого бога, ещё вчера выступал в роли сурового и скучного пифагорейца, сегодня же он болтливый и ироничный сократик, а завтра явится завзятым неоплатоником – язычником, христианином и воинствующим безбожником в одном лице. Поскреби героического дилетанта в одном месте – обнаружишь ранимого романтика. Поскреби в другом – и на тебя замахнется философствующий молотом ницшеанец. Продолжи – и перед тобой возникнет изрыгающий квинтэссенцию раблезианец. Или страдающий почечными коликами эпикуреец. Или отвязный постмодернист «с эрегированным фаллосом на семь-сорок» (? – так у автора).
Он странный. Он не от мира сего. Он соткан из слов. Его бытие – миф. Его житие – гирлянда метафор. Его дефиле – образный бросок мысли. Он слушает дыхание звёздного неба, прильнув к его обнаженной груди. Он чувствует, как пульсирует Вселенная. Бесчисленные искры несут жизнь, воспламеняя холодную материю, и он своим дыханием согревает бесконечный океан.
Попробуй пойми этого витающего в эмпиреях дилетантствующего идеалиста! Воображение дилетанта шагает через пропасти. Воображаемые фантомы, как боллиды, вторгаются в реальное бытие.
Неудержимый в своих фантазиях, особенно за полночь, Авесол любит крутить бочки с переворотом на горке******* в столь не любимых Эпикуром заоблачных интермундиях в спарке с сексапильной музой Эрато. Как истый античник, называя её по имени, он делает протяжное ударение на фонеме «о». За полночь, общаясь с музами, потомственный женолюб теряет голову и ведёт себя, как невменяемый влюбленный. Случалось, что музы (к апримеру, полнотелая и улыбколюбивая Эйронейя напару с худощавой, нежной и трепетной Эрато) его не понимали, возражали ему и, как бы провоцируя, обидно, по-женски, передразнивали. И тогда он, горемычный, пил горькую и со скрежетом зубовным рвал распечатанные листы.
Вот последняя история – пик жизнеописания. 21 июля 1999 года, в два часа пополуночи, на нашего героя накатило вдохновение. Обмотанный простыней, нетрезвый, мокрый от обильного пота, он нараспев, в темпе вальса, декламировал фрагменты из своей новой фаллической поэмы «На грани фалла».
Полуобнаженная Эрато лежала, нога за ногу, на разложенном диване и в такт божественным пентаметрам (пентаметр на два такта меньше гекзаметра) играла маленькой узкой стопой с точёными пальчиками – «ах, какие сладкие… пальчики оближешь!» (? – так у автора). И вот кульминация: с радостным «экпли-и-икси-и!» («сюрприз» по-гречески) является, как «Афродита с турбовинтовым фаллоимитатором» (? – так у автора), любимая жена многострадального э р а т о м а н а, она же «мисс Афины 1995 года», которая, как позже писала скучная газета «Рижский бомонд», «досрочно вернулась из Греции ввиду переноса сроков судебного заседания по иску к местной администрации в связи с необоснованным повышением муниципального налога за находящийся в ее собственности земельный участок на берегу Коринфского залива».
Короче, в тот последний день летнего солнцестояния с поэтической вольницей было решительно покончено. Сурово наказанный э р а т о м а н вынужден был прекратить всякие сношения с эфемерной лирической музой и переключиться на конкретную прозу, которой, как известно, ни одна из небожительниц не покровительствует.
Нелегкий удел – жить в мире со своей властной древнегреческой супругой и оставаться единым в трёх лицах стоиком, эпикурейцем и раблезианцем.
_____
*Авессалом Махинеев – известный в Латгалии философ-дуалист, мифолог и мифограф, единый в трёх лицах неоплатоник, эпикуреец и манихей, автор ряда монографий, среди которых выделяется корпус 5-томной «Манихиады».
** «Сложная смесь. Принимать по одной капле до наступления ночи» (лат.).
***мохровый – наподобие цветка, у которого тычинки переродились в лепестки и наполняют всю чашечку. (Даль).
****вестерлиз – преобладающий западный ветер.
*****эвроклидон – здесь: штормовой, холодный ветер.
******Музагет, он же Мусагет – предводитель муз.
*******фигуры высшего пилотажа.