Вся высота стекается к подножью,
где в полдень жаждой стонут ковыли,
и где, как волк, живёшь по бездорожью,
прошедших ранее не чувствую пыли.
И будто ты один под небосводом,
нет никого ни рядом, ни вдали,
и руки пахнут диким мёдом,
как в чабреце мохнатые шмели.
То облака дождями хмурит чало,
то синевой застынет летний зной,
нет ни конца, ни срока, ни начала,
ни где-то жизни в сложности иной.
О небо крылья бьёт ночная птица,
к земле несущая шальную весть,
что не умрет никто, не народится,
и будет вечность так, как есть.
Все те поля, что колосятся рожью,
до ломоты в зубах студёная вода,
и женщина, что в позвоночник дрожью,
уже отпетая, вернётся навсегда.
И будет ясно всё, как свет и тени,
и привкус меда с губ её во рту,
но только опрокинутся ступени,
зовущие на гибель в высоту.