В детстве Алеша был очень воспитанным и умным мальчиком. В начальной школе учился только на «отлично» и удивлял всех своей любознательностью. Позже увлекся ботаникой и зоологией. Надо сказать, что природу он очень любил. Мог часами наблюдать за всякими козявками, букашками и червячками. Матери приходилось каждый день стирать штаны и рубашки любознательного ребенка.
Любовь к природе сохранилась в нем и позже, когда с повзрослевшими сверстниками стали производить первые опыты по измененному сознанию. Началось с баловства, с травки. Ну, как это обычно начинается, так, из любопытства и любви к ботанике. Зато Леха очень не любил город, в котором, по праву рождения проживал вместе с родителями. Бешеный городской ритм и неожиданные всплески промышленного происхождения, на фоне рева грузовиков и звона трамваев, мешали углубленному и внимательному путешествию по просторам измененного сознания.
Леха Миндоза не имел никакого отношения к потомкам испанских детей, спасенных в свое время Советским правительством от кровавого режима диктатора Франко. В школе, которую, кстати, он так и не закончил, его помнили, как Алексея Белоножко. Кличка «Миндоза» приклеилась к нему, когда Леха, от лечившись первый раз в наркологии, стал проповедовать друзьям по «иглоукалыванию» мин. дозу, то есть минимальную! Дескать, и привыкания такого позорного не будет, и от передозы не загнешься.
Миндоза часто любил уезжать из города. Благо, километрах в семи, восьми, сразу за деревней Гать, начинался сырой, с густым подлеском, изрытый оврагами и воронками от бомб той далекой войны, смешанный лес, тянувшийся километров на десять в юго-западном направлении.
В этот раз, после почти месячного воздержания, Леха с заветной дозой, бережно завернутой в носовой платок, отправился по знакомому маршруту. Миновав подлесок, вышел на довольно широкую поляну, с одной стороны резко обрывавшуюся крутым берегом оврага. Пристроившись у корней сосны, наполовину свисавших в овраг, укололся и с полузакрытыми глазами стал прислушиваться к великой музыке леса.
Сделав неосторожное движение, скатился ниже по склону и оказался у огромной черной дыры, которая сначала шла прямо, а потом, в густеющем мраке уходила вправо. Леха нагнулся пониже, чтобы лучше рассмотреть дыру, по укоренившейся в нем с детства привычке и, вдруг, неведомая сила втолкнула его в этот туннель, и он полетел, делая бесплодные попытки хоть за что-нибудь зацепиться. Полет прервался неожиданно и сам по себе. Леха поднялся, отряхнул линялые джинсы от налипшей земли и хвои и огляделся. Под ногами стелилась белая, местами почти бесцветная поросль, похожая скорее на лишайник, чем на траву. Тут и там росли невысокие сучковатые, круто перекрученные и, что самое странное, совершенно безлистые деревья, с налипшими на них комочками земли. Весь этот унылый пейзаж озарял тусклый красноватый свет, источник которого Леха так и не определил.
И вдруг, в голове взорвалось медным колоколом, вот она – изнанка Земли. Это ж корни – основа всех основ! Кое-где из-под земли били яркие лучи солнечного света, как в детстве, сквозь дырочку от выпавшего сучка закрытых ставень. Кротовые норы, осенило Леху. Колокол ударил еще раз и все померкло.
Нашли Леху на второй день случайные грибники. Решили перебраться через овраг к дубовой роще и увидели торчащие из лисьей норы ноги. Вытянули с трудом. Руки и лицо парня было сильно изъедено муравьями, но он еще дышал. На своей машине отвезли в больницу, благо город рядом! Парня сразу прооперировали. Когда он очнулся в палате реанимации, сразу увидел уже знакомый красноватый свет, шедший как бы из ниоткуда.
Леха Миндоза еще не понял тогда, что до конца жизни, кроме этого света, он больше никогда ничего не увидит.