Стул стоял у кровати,- на нём аспирин в упаковке с десяток таблеток,
я лежал, как лежит у окна мандарин, упакованный в жаркое лето.
Грипп свалил,- я свалил, я свалил от него, если помню, в страну Робинзона,
ну, а после и в урку, и в урку Гюго, с Гуинпленом уйдя в бессезонье.
Стул стоял, мать стояла, стояла над ним с белой смоченной чем-то косынкой,
причитала, шептала - возьми, ну возьми,- пусть остынет головочка, сынку.
Стул стоял и стоит, и стоит до сих пор в моей памяти рядышком с мамой,
не прикрыл его тенью печали забор, что мрачнее сверхмрачных, сверхгиблых германий.
Эх, ты, мамочка, мамонька, мамка моя, я бы годы стоял у кроватки
да прибрала кроватку и мамку зима, не найти мне их там и стоватткой.
Стул стоит у кровати - я снова лежу, чем-то горьким лечусь и стихами,
и конечно, конечно,- понятно ежу, - внучки лечат ещё пирогами.
10.03.2013