Окно

Работа автора – холст, масло, 40х50

МОЁ ОКНО

Моё окно – волшебный мой офорт,
Меняющий причудливые краски…
Когда живущий немощью распластан,
Природа с ним вступает в разговор:
Собрав цвета, что только в мире есть,
В простом окне взрастит такую клумбу!..

Порою вдаль, спеша, плыву Колумбом,
Чтоб ухватить за хвост шальную весть:
Мол, новый свет открылся поутру,
Наполненный жемчужной дымной лаской,
Где ветер водит с листьями игру,
Кружа подруг цыганской пёстрой пляской,
Где зрители бессменные – стволы –
Смуглы, как платья сбросившие тайки,
Где птиц мелькают сбившиеся стайки
И чертят лишь уютные углы…

Спасибо, жизнь! Ты каждый день – моя!
Ты собрала себя со всей округи…
Я знаю: мы нуждаемся друг в друге
Среди сует земного бытия,
Где трудно быть замеченным другим,
Поскольку все наполнены собою…
Моё окно связует нас любовью
И каждым новым замыслом благим.

***   
Все чаще, глядя за окно
На увядание природы,
Осознаю, что заодно
На этом свете смерть и роды,
Что на погибель все вокруг,
Рождаясь, тотчас же готово…
Пожалуй, в этот страшный круг
Не заключу я только Слово.
И потому-то вновь и вновь
Перо потянется к бумаге,
И все, что мыслилось – Любовь, –
Запечатлит, найдя во мраке
Тревог, бессонниц, суеты,
Тщеты надежд, тщеты творенья…

Я умираю. Но не ты
Повинен в том,
А лишь рожденье
Моё, – зачем, придя из тьмы
На свет, я тьму взяла с собою?..
Наедине с большою болью
Во всем себя винят умы.
Я ухожу опять во тьму
И помешать никто не смеет.
Запретный плод не нужен Змею,
Он дар – Адаму,
                лишь ему…

***
Я каждый день смотрю в окно и вижу,
Как девочка читает на скамье,
Как, шелестя, страницы ветер лижет,
Как пёс лежит, с дремотой на уме…

И вот уже мне кажется порою,
Что неспроста их вижу каждый день,
Вовлечена неведомой игрою
В покой и в сказки, в молодость и лень…
И вот уже я за окошком вижу,
Как я сижу, и дремлет пёс у ног,
И лепестки, слетающие с вишен,
Закладывает в книгу ветерок…

И словно мы волшебной чьей-то кистью
Придуманы и явлены на свет,
Чтоб было для кого плескаться листьям
В таинственном чередованье лет,
Чтоб было для кого слагаться сказкам,
Стихам рождаться, яблоням цвести…

И парк, и пёс, и девочка – прекрасны.
Земля цветёт. И нам нельзя уйти.

ЧАС СУМЕРЕК

В час сумерек, такой любимый час,
Когда последний раз придут за мною
(Не знаю, — кто… Как дышит за спиною
Грядущее, сокрытое от глаз),
Я попрошу помедлить хоть на миг
И дать допить блаженную беспечность,
Укутать в вечность чей-то тихий вскрик —
Там, за стеной, где гомон человечий;
Ещё — позволить высказаться мне
(Да, в двух словах!) о том, что жизнь прекрасна
(И коль пришла расплата — не напрасна,
И значит, с ней прощаться жаль вдвойне);
А если будет вдруг разрешено
Два слова эти объяснить подробней,
Последний раз я распахну окно
В прозрачный вечер, музыке подобный,
С размытым очертаньем фонаря
В провале тихой улицы безлунной,
Заросшей сплошь сиренью декабря,
Ещё такой игольчатой и юной;
И укажу рукой беспечно вдаль —
Туда, где неба синь сомкнула веки
И только окон ласковый янтарь
Расставил всюду бакены и вехи;
Вон там живут —
Счастливей нет существ
Во всей вселенной, и за ней, и дальше, —
Живые люди!
Мой прощальный жест
Случаен, он — не отпущенье даже
Ни их грехов, ни прочей маяты,
Ведь знаю, что ошибки — исключенья,
Уродство — подтвержденье красоты,
И лишь полёт —
Из правил вы-
                паденье…

Как эхо эха жизнь идет — сестра
Бессонной мысли о себе, живущем
В реальном мире,
Вдаль всегда зовущем…
Но уходить — увы! — в свой час пора.

В час сумерек
Так грустно в мир глядеть,
Беседуя с собою, как с сестрою,
Ей поясняя, словно младшей, — смерть
Лишь занавес, что наше завтра скроет,
И мы тогда останемся навек
Вот в этом миге, ласковом и ясном,
Наивной верой в то, что человек
Прекрасен так — как жизнь его прекрасна.

ОЖИДАНИЕ

Зима стоит у самых окон,
Морозом дышит на стекло,
И под ее бессонным оком
Прозрачно в доме и светло.
Всю ночь не спится — и как будто
Мне оттого не смежить век,
Что в эту самую минуту
Уходит прошлое навек.
А Новый год уже в подворье.
Но я не думаю о том,
Что с новым счастьем или горем
Придет он в каждый ждущий дом…
Гляжу в облепленное снегом
Заиндевелое стекло
И наполняюсь новым светом,
И на душе — белым-бело.

***
Белый свет с утра настолько белый, –
Как в вишнёвом кипенном цвету.
Иней с веток бабочкой несмелой
Вниз летит и тает на лету.
Солнце в небе. Солнце в сердце кружит.
Словно стали с небом мы – одно…
В мир гляжу. Страницей в вечность служит
Шторой не плененное окно.
Вижу не сугробы, а соцветья,
Гроздья, звёзды, взрывы взлёта птиц…
Словно всё, что есть на белом свете,
Всё спустилось с неба, пало ниц,
Всех морей безумство, всё горенье,
Что за жизнь сумела я объять, –
Фейерверк магнолии весенней
На Нью-Йоркской Аве номер пять,
Домиков словенских и болгарских, –
Скопом заблудившихся в душе, –
Тех, любимых, тех, венецианских,
И не забывающих уже…
Всё прозрачно. Всё вокруг едино.
Мысль моя, как бабочка, светла …

Посмотри, любимый мой мужчина:
Целый мир я в дом впустить смогла!

***
Не придумано в мире слов,
Чтобы выразить эту нежность…

Жизнь прошла – как обрывки снов.
Все надежды мои – невежды:
Им не грезилось ни на миг
Как впадают в любовь однажды…
Где-то в сердце журчал родник:
Если хочешь – напейся каждый,
Если можешь, – живой водой
Взбудораженный, – стань таким же…

Очарованная тобой
Становлюсь – то нежней и чище,
То неистовей, то добрей
И терпимей к чужим промашкам…

Все мы – люди среди людей.
Все мы – кони в одной упряжке.
В разобщенности горьких дней
Столько мы проглядели чуда!
Воплощенья чужих идей,
Не шедевры, а лишь этюды…

Почему-то вдвоем дано
Приходить к пониманью счастья,
Словно в май распахнуть окно
Без оглядки на все ненастья;               
Только рядом – плечом к плечу,
Душу в душу, – вступаем в радость,
В однозначность могу-хочу,
В многозначность живого лада,
Только вместе… В том месте, где
Так легко с неизбывным слиться…

Мы с тобою среди людей,
И не люди уже, а птицы.

***
Весь двор зарос бурьяном, и уже –
Ни лада, ни покоя, ни уюта,
И дом – на дно ушедшая каюта,
И мысли все утоплены в душе…
В границах тела взгляду не дано
Существовать, как в отчине родимой.
Мы – странники, нас манит вдаль окно,
Мы есмь – вовне, хоть все проходит мимо:
Живём, как лист, что треплет ветр времён, –
Дождей, снегов и зноя отголосок…
И каждый в мир, как часть его, рождён,
И взгляд людской – лишь страннический посох.

***
Этот мир без тебя —
Он наполнен тобой до предела,
Чистотой твоих глаз,
Ароматом прохладного тела,
Твоим голосом — тем,
Для двоих различимого тембра,
Как жужжанье шмеля,
Что и сердится даже, любя…
Этот мир без тебя —
Это ты,
Не уловленный в сети
Уговоров моих,
Что одной не прожить мне на свете,
Недомолвок и клятв,
И бессовестной лжи во спасенье
Наших будущих встреч,
Что рискую назвать — воскресеньем…
Этот мир без тебя —
Это мир без меня, не стесненный
Тесной рамой окна,
Бесконечный, прекрасный, зеленый,
Весь из солнца, листвы, птичьих щебетов,
Детского смеха…

Этот мир без тебя —
Нашей встречи немолчное эхо…

***
Я и верная жена, я и ласковая.
Без тебя и с тобой —
Лишь тобой дышу…
Кто же душу порой —
Как вытаскивает?
А не чужую ли я в себе ношу?

Ночью — свет, днем — темно…
Все сомненья прочь:
Вижу в желуде дуб, не проросший еще,
Как стучит он в окно ветками всю ночь,
Как ты к дому идешь,
Да торопишься,
Не ко мне, да не к другу…
А мне — все равно.
Не окно в разлуку, а просто — окно.

ДОМАШНИЕ ЦВЕТЫ

Я говорю сердито, но не злобно,
Что, наконец,  налажен наш уют,
Что в нашем доме так прекрасно, словно
Везде цветы домашние цветут:

На чистых подоконниках широких,
На полочках, свисая вдоль стены…
Цветочные затейливые склоки
Вполне с уютом душ совмещены —

Мы поливаем страсти, как водою,
Беседою, что сердцу не слышна,
Соразмеряем радости с бедою,
Что, к счастью, не у нас произошла…

И вот уже закрыты окна плотно:
Цветы хрупки, боятся сквозняка…
Я говорю сердито, но не злобно:
— Прогоним их! Они хрупки — пока…

Но тянутся герани, все жирея,
К окну, кровати, горлу и к душе…
В безветренной тиши оранжереи
Нам хорошо,
Хоть мы мертвы уже.

***
Страшна ли для жизни потеря —
Не чуять с природою связь?..

Тетеря, глухая тетеря! —
Уходишь в себя, торопясь;
Тетеря!
Когда пропоешься —
До нотки последней, взахлеб, —
В охотничьей сумке очнешься
С дробинкой, впечатанной в лоб!

Казалось — звездою падучей…
Казалось — восторгом миров…

Тетеря! Не пела бы лучше,
Молчала бы,
Переборов
И радость, и сладость, и счастье
Любви, распирающей грудь…

Такое случается часто.
Наш мир по-охотничьи груб:
Не песни желает, а мяса,
Не трепета в сердце — еды…

Глухой от рождения
Спасся
Убийством от жгучей беды:
Однажды прозреть — и не взором,
Услышать вселенский прибой
Не ухом, а каждою порой,
Не разумом — сердцем, судьбой…
Пустая потеря, не правда ль?..

Добычу свою потроша,
Охотник не брезгует, — падаль;
В нем сроду не пела душа.

ИСКУССТВО
 
Эта девочка плачет и плачет,
Трет замурзанный нос кулачком…
Столько слез об одной неудаче —
Что разбила кувшин с молоком!..

Целый день — мне мерещится, верно, —
Слышу всхлипы за каждым углом…
Все мы в жизни скорбим непомерно
О каком-то кувшине былом.

Но проходят печали.
…Однажды
В старом парке, воспетом в веках,
Вдруг замрешь перед статуей Жажды,
Слезы льющей о тех черепках.

Вечной женщины странная милость:
Приласкав, отпустила дитя,
Вместо девочки низко склонилась,
Над обломками молча грустя;

Не уйти, не отвлечься, — иначе
Снова кто-то неловкий в судьбе
Безутешно о прошлом заплачет,
Ничего не прощая себе…

Кто мне скажет, что сроду не билось
Сердце каменной женщины той?!..
А ребенок давно уже вырос,
Став — тобою,
А, может, — и мной…

ЛЮБКА 

От дыма в комнатке темно.
И, с сигаретою привычной,
Немного трепетно, по-птичьи
Посмотрит женщина в окно,
И встрепенётся, и, как будто
К окну притянута, вспорхнёт
И скажет с радостным испугом:
– О! Снег идёт!..
Люблю поймать в её глазах
Два белых отсвета от снега,
Как будто два предзимних неба
Нас осчастливили и сад…
В редакционной суетне,
Где всё даруют без отдачи,
Люблю я женщину в окне,
Её щеки округлый мячик,
Худые плечи, синий дым…
И вдруг – в глазах такая  шалость:
– Кто знает, сколько жить осталось? –
Под снег сбежим!..
Она – как маленький костёр
Веселья, розыгрышей разных,
Как будто крылья распростёр
Над нею бог торжеств и празднеств.
Мы каждый вечер, уходя
К мужьям и детям торопливо,
С собой уносим в стук дождя
Улыбку женщины счастливой…
Захлопнув талое окно,
Она одна уходит в вечер,
Уходит, зябко сгорбив плечи,
Домой, где пусто и темно…

СТАРЫЙ ЖУРНАЛ

Храню журнал, которому уже
Почти что три почтеннейших десятка.
Он – мой укор забывчивой душе,
Что растворяет чувства без осадка;
Он – как могила братская надежд
Поэтов юных, вышедших ватагой
Излить свои мечты перед бумагой  –
Бесстрастной плахой розовых невежд…
Я помню всех – счастливых, гордых, злых…
Кто спился, кто навеки канул в Лету.
Огонь их строчек – нынче жар золы
(Как много в них, казалось, было свету!).
А вот и я на снимке: пухлый рот,
Два яблока – ещё тугие щёки…
Неловкость фраз, избитый рифмой слог
И ко всему – нелепый стиль высокий…
А вот и тот, кто с пылом был любим,
И сам любил, и предал так банально…
Давно бы он прощён, наверно, был,
Когда б в моей семье не сын опальный…
Лишь три десятка лет! – почти что миг,
А сколько судеб завершили поиск...
Журнал темнеет снимками, как поезд,
На вечный срок поставленный в тупик.

БАБУШКА

Сидит, уставилась в окно,
Как будто ждёт подарка свыше.
В кармане фартука давно
Рука, забывшись, что-то ищет.

Ложится на пол тёплый свет
Большой румяною краюхой.
Шагни в него – десятки лет
Ты сбросишь, мудрая старуха!

Сидит и щурится светло:
Как будто молодость – не манит,
Как будто все Добро и Зло
Уже лежит у ней в кармане.

ЗА ОКНОМ

На тонкой ветке серенькая птица,
Качаясь, смотрит пристально в окно…
Весь этот мир порой как будто снится.
Но сколько тайн заметить в нём дано:
И лист в прожилках, высвеченных солнцем,
И любопытный мудрый птичий глаз,
И синева, что с неба вечно льётся
И омывает в ней живущих нас…
И все людские хлопоты, стремленья
Сродни таким же хлопотам листвы,
Возне пичуг, полночных звёзд паденью
В земную пыль из вечной синевы…
Хоть спи, хоть бодрствуй: никуда не деться,
Вечна картина в рамке бытия,
Одна и та же, что знакома с детства:
Окно, светило, небо и земля…

ГРУППОВОЙ ПОРТРЕТ

Ночи полынны и сини,
Так нестерпимо ясны,
Словно неведомой силой
С таинством дня сращены,
Словно бессонницу лете
С севера кто-то привез…
Колкое зарево света —
Пригоршни щедрые звезд.

Что нам от щедрости этой?
Сходят с ума соловьи.
Сходят с ума и поэты,
Сходят с ума
И с земли…
И безнадежно и ясно
Вспыхнув в последней тоске,
Медленно-медленно гаснут —
Гаснут от всех вдалеке.

Звездное зелье клубится,
Все затопляя окрест.
Светлые дальние лица
Смотрят на землю с небес.

РЫБЫ – ВОДОЛЕЮ

От острой боли есть одно лекарство:
Презреть надежду, веру, постоянство,
К чужой звезде закинуть хищный взор
И – пристальный, как вечное пространство,
Уйти навек в неведомый простор…
Грядущий! Будь! – отныне – всех мудрей, –
Дождями страсть свою с небес пролей
И зерна слов просей в людские души...
Пересыпает звезды Водолей в обитель Рыб,
Водой трепещет суша...
Текучее и зыбкое дано существованье
Тем, кто ищет дно, не опираясь на Закон Теченья.
Влеченье наши?
Разве что окно, что прорастает в сумерках вечерних,
Где сон и явь сливаются в одно…

Прочь – тайные покровы! Поутру
Открыть глаза. И засмеяться вдруг
И над собой,  и над земной печалью.
Созвездье Рыб? Осинкой на ветру
Мечусь, не зная счастья жить в бору…
 
Ведь Слово одиноко изначально.

***
Расплываются в памяти лица,
Размыкаются руки, мосты…
Под окном надоевшая птица
Беспрерывно долдонит: «Прости…».
Да когда это кончится, Боже?!
Сколько в мире пребудет тоска?
Сколько лет надоевшие рожи
Отгонять, как мошку от виска?
Сколько лет этой птице канючить?
Сколько бед окликать ей из тьмы?..
Нас тоска неизбывному учит,
Проведя от тюрьмы, от сумы
До скитанья смятённого духа
За пределы материи всей…
Жизнь – в полчувства, вполглаза, вполуха,
Жизнь, как слабый домашний абсент, –
Опьяняет, ввергая в унынье,
Навевая не грёзы, а хмарь…
Птица просит прощенья в пустыне.
И её уже тоже не жаль.

***
Дерево Будды.
Живёт, притулившись к окну.
Шум заоконный. Мирской суеты апогея.
Лист за листом выпускает. Растит тишину
В доме. В душе. О заблудших в суетах болея.
Трудно молчать.
Как собачья брехня за окном
Жизнь выгрызает из мозга последнюю святость.
Катится комом.
Не с нежностью видится ком.
Только взлечу – об незримую сеть…
Виновата-с…
Долго, всем миром, лепили мы эту тюрьму.
Раб, что воздвиг пирамиду, сравнялся ли с Богом?
Чувства, и те, подчиняем, смиряя, уму.
Много ли надо? Положено, скажем, немного.
Пряник и кнут.
Не расхристана жизнь. И Христос
Выдумкой стал,
Чтобы гайки закручивать крепче…
Дерево Будды растит за вопросом вопрос.
Лист за листом.
Но ответить —
По совести нечем…

НОВОГОДНИЙ ДОЖДЬ

Зимний дождь за окном.
Он вернулся из юности давней,
Когда всё — невпопад,
Когда лгут календарь и прогноз...
Не забудешься сном,
Если юность назначит свиданье,
И заплаканный сад 
Станет призрачно-смутным от слёз.
Я не плачу давно,
Что друзей моих меньше и меньше   
Здесь, на этой земле,
Где свершается всё невзначай.
Я раскрою окно.
Небо — в старческих латках проплешин.
Но проступят во мгле 
Две звезды. Это смотрит печаль.
Новогодняя ночь!..
Тихий дождь — как предтеча прощанья.
Всё течет в этом мире,
Где юность и старость — мираж.
Ведь душа молода,
И к материи так беспощадна,
Что природа, и та,
Размывая, стирает пейзаж.
Зимний дождь за окном.
Все утраты оплаканы всуе.
Новогодний потоп —
Целый год он уносит навек...
Слишком всё напоказ...
Небо, слившись с землей в поцелуе,
Очищает всех нас,
Чтоб забрать в свой бессмертный ковчег...

***
Новый год. Одиночество. Тишь.
Треск петард не нарушил покоя.
Почему ты в окно не глядишь?
Всё – не ново, всё – точно такое,
Что вершилось и в прошлом году,
Позапрошлом, во всех предыдущих…
Не на счастье и не на беду
Серым смогом затянуты пущи.
Рая нет. Да и ад – чепуха.
Жизнь со смертью дружны в равновесье.
Самой дерзкою строчкой стиха
Переменишь ли годы и веси?
Так сиди над оплывшей свечой,
Как над жизнью своей уходящей!..
Время – бабочка. Сердца сачок
Ловит миг, что всегда – настоящий…

НОЧЬ

Окно маячит шлюпкой в море тьмы.
Не спится. Где-то брешут две собаки.
Одна твердит, что созданы умы
Рождать обличье мира на бумаге,
Другая утверждает: белый свет
Уже давно начертан для свершенья,
И в нём живущих вовсе как бы нет,
Хоть тень для света – тоже продолженье.
Не спится. Я боюсь ночных мышей,
Брехни собачьей, скрипов, стуков, мыслей…
У нас в дому немного этажей,
Но каждый ночью как над бездной виснет.
Всё иллюзорно: было и прошло.
И жизнь уже теряет очертанья.
И дождь ночной расплющен о стекло,
Как на устах истрёпанная тайна.
Не спится. Мысли бродят, словно дождь.
Возьмёшь ли книгу – там для сердца пусто …

… Искусство Слова – это, в общем, ложь.
Весь опыт мира – дело рук Прокруста.