Дикая вишня

Светлана Суслова-312
работа автора - холст, масло, 50х60

***
Куст дикой вишни одинок.
Но расцветает непременно!
Какой-то свой вишнёвый бог
Ему велел цвести, наверно,
Чтоб здесь, в бору, где все равны –
Лета, и осени, и зимы, –
Хоть отражённый блик весны
Среди стволов седых скользил бы…

Пусть осторожный зверь лесной
Да, может быть, ночная птица
Мелькнут так редко здесь порой,
Чтоб дальше, в чаще, схорониться,
И пусть давно не скачут здесь
Ни белка легкая, ни сойка,
Нести весны шальную весть
Взялась лесная вишня стойко,
Хоть не оценит красоты
Никто – ни пристально, ни всуе…

…Прошу, не спрашивай и ты:
Зачем пишу, зачем рисую…

О СОЖЖЁННОЙ ТЕТРАДИ

                "…И вот пишу, как прежде, без помарок
                Мои стихи в сожжённую тетрадь…"
                (Анна Ахматова)


Стихи сжигать – в который раз! – в печи…
Нет ничего бессмысленней, чем это.
Себя схватить за горло – "замолчи!",
Глухонемым, незрячим стать – поэту?..
Убрать из-под руки перо и лист,
Да так убрать, что их с огнём не сыщешь?..

Увы!  Призванье – самый зоркий сыщик.
Играя в прятки с ним – не ошибись.
Женою Лотта спрячься в истукан –
Предашь огласке всем векам волненье…
Как сжечь стихи? Они не знают тленья.
Им срок земной совсем не  нами дан.
Не поднимать ресниц, чтоб век не смог
В глазах увидеть облик их летящий?
Они всегда повсюду в настоящем…

Я их впустить посмела за порог
Ещё тогда, в младенчестве своём,
Когда другая женщина седая,
Сожжённую тетрадку вспоминая,
Ушла за нею в звёздный окаём…

Ей не судья и сам Творец уже.
Простим ей покаянную рубаху…
Пока стихи не выжжены в душе –
Они за нас
                в костёр идут, на плаху!

1973

МУЗА

Ее искали в разуме, в судьбе,
То в бальном зале, то в простой избе,
За миг любви бросали жизнь к ногам,
Молились ей, как молятся богам;
Одним она была лесной царевной,
Другим — женою верной иль неверной,
То, полюбив, тоской пленяла вечной,
То забывала — просто и беспечно…
Но иногда ей все надоедали
Влюблённые, что шли за ней толпою…
Она рождалась девочкой земною,
Презрев свои безвременные дали;
То называлась Анной, то — Мариной,
Однажды обернулась Беатриче…
Но лоб мерцал негаснущим величьем
Из-под волос пушистых, нежных, длинных,
Но был зрачок насмешливо расцвечен
Лукавством, что скрывал великий разум…
И удивлялись позже, что не сразу
Нашли в ней разность с родом человечьим…
Она всё бродит по земле неслышно.
Аукают её — в полях и в залах.
Всегда любить — она давно устала.
Среди пиров любовь бывает лишней.
Среди речей любовь бывает лишней.
Среди толпы любовь бывает лишней…
Она подходит к площади неслышно.
Над ней летает снег, как в прошлом веке.
И поднимает бронзовые веки
Кудрявый муж, укор её всевышний…
В снегу стоит босая, как в пыли.
Смеётся Пушкин:
— Здравствуй, Натали!..

1975

ДЕСЯТОЕ ФЕВРАЛЯ

Этот день мне казался чёрным.
На бессмертие обречённый,
Он, чернее чернил и смерти,
Был – ещё повторю – бессмертен.
На моём небосклоне детства
С золотыми днями в соседстве
Он светил мне чёрной звездою,
Нерождённых строк пустотою,
Недосказанных сказок бегством…

Александр Сергеевич, свет мой!
Сотню лет Вы и здесь, и нигде.
Каждый год Вы застрелены в этот
Распроклятый морозный день.
Каждый год Вы рождаетесь – счастье! –
Никому Ваших строк не допеть…
О, когда бы ещё не так часто
Вы вставали под пулю, на смерть…

Этот день мне казался чёрным,
Очень чёрным, ночи черней.
Я мечтала – смешная девчонка, –
Чтобы не было этих дней
Ни в запрошлом, ни в позапрошлом,
Ни в каком-то ещё году…
Под февральской седой порошей –
Мне казалось – и я уйду.

Кто же знал, что числом вот этим
Посредине февральских стуж
Появился на белом свете
Мой любимый кудрявый муж?
В колыбели резной арчовой
Он лежал и не знал о том,
Что я буду мечтать девчонкой
Разминуться вот с этим днём.
Он смеялся и плакал, милый,
Жадно глядя в лицо судьбе,
Сам как малая капля мира,
Повторяющий мир в себе…

Счастье с горем – одновременны,
Неразлучны и неразменны,
Словно звёздное небо – с ночью,
Как последнее слово – с точкой…
Отвечаем за счастье – болью,
За погибших – своею кровью.
Здравствуй, день мой, высокий, белый!
Здравствуй день мой, печальный, чёрный!
На бессмертие обречённый
Смертью гения
                и любовью…

1976


***
               
                "Ради тебя я в этот мир пришла…"
                Гулрухсор Сафи

…А хочется тебе всего лишь ласки,
Любви, чтоб раствориться в ней навек.
И ты другим рассказываешь сказки,
Что есть на свете главный человек:
Ради него пришла, мол, в мир однажды,
Ради него осталась на земле…

Ты говори. Теперь уже неважно,
Зачем огонь раздула ты в золе,
Зачем губами нежными коснулась
Ручья, цветка, бутона вечных слов…
Ведь ты пришла. Твоя не гаснет юность,
Нашептывая сказки про любовь.
Ты навсегда отныне в мире этом
Звенишь ручьем – истоком певчих строк…

Пришла с небес ты беженкой – поэтом,
Отдав Земле любви своей оброк.

ЗАЧЕМ

Зачем ему стихи твои, скажи? —
Не соловей, а взгляд осоловелый...

Всегда в толпе подобный крик души
Бессмыслен, словно персик переспелый:
Сорвётся, – что ж,
Лишь сладкой жижи всплеск
В траву ступать заставит осторожней…

Зачем стихи? – вопрос, как рейс порожний.
Зачем стихи? – спросите у небес
(Когда они, стекая, плавясь вширь,
Из тайного источника рождаясь,
Являют солнца утреннюю завязь,
Хоть свод ещё снежинками расшит)…

Зачем спешить в замене красоты
На красоту – внахлёст и без зазору?
Кому всё это надо? Разве взору,
Что слеп, как крот, в норе своей мечты?
Зачем так пахнет сумраком орех,
Хоть сорок летних солнц в него впиталось?
Зачем так манит – впасть в себя – усталость,
Где алость уст сокрыта, будто грех?..

Зачем стихи?..
Да не при чём как раз,
Когда о них в толпе кричать приспичит.
Они – за всем, текут себе привычно:
Внахлёст – на нас,
                взахлёб –
                уже от нас…

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ТЕАТР

Поют на сцене «Фауста» в провинции.
И толст герой, и ростом он не взял,
И Маргарита гакает по-винницки…
Но полон вздохов полутёмный зал,
И лица все полны очарованием –
Святая ложь, неясный вещий сон…
И сладко мне, что той же болью ранено,
Заныло сердце скрипкам в унисон.
Уже потом, на улице, завешанной
Ночным дождём, как бархатом худым,
Я вдруг пойму, как много нам завещано
Былого счастья, горя и беды;
И сколько б войн ни пролилось на головы
Забывчивых доверчивых землян,
Сродни тоске по хлебу чувство голода
По музыке со словом пополам.
Размах жнивья, умов бессонных чаянья,
Создание услужливых машин –
Всё для того, чтоб чувств очарование
Коснулось человеческой души.
И всё равно – в столице ли, в провинции –
Мы чуда ждём, отринув все дела,
Чтоб взмыть на миг той самой древней птицею,
Какой душа до разума была.

*** 
Кончилась пьеса, где главную роль
Выпало счастье сыграть по наитью.
Всё пережито. Реальная боль –
Только сюжет для развитья событий.
Страшно?..
Ах, бедный Пьеро, не смеши! –
Сделан из тряпок твой жест безнадёжный.
Бог одарил тебя каплей души:
Влил её в сердце – в карманчик порожний.
С этого чувств и пошел перепляс,
Долга с душой бесконечная драка…
Сыграна пьеса, где выбрали нас
Так же, как жертв обретает атака.
Разве, Пьеро, этот ватный живот
Стоило прятать от призрачной шпаги?
Тот, кто придумал нас, вечно живёт:
Словом – на зыбкой и млечной бумаге,
Шелестом – в солнечном ветре времен,
Хищной к материи чёрной звездою…
Всё, что для пробы навыдумал он, –
Мы лишь на миг ощутили собою.
Глупо цепляться за то, чего нет,
Сон покидая навек спозаранку.
…Хочешь, поведаю детский секрет?
Жизнь – самотканая смерть наизнанку…

УРОКИ РОДНОЙ РЕЧИ

Сначала — сеча, брань, поход, набег…
Имен убийству дадено немало.
Вторым, наверно, словом человек
Воскликнул «мало!» вслед за нежным «мама»…
БоЯзнь — и бой, то битва, то беда —
Чуть-чуть не так язык трепещет косный,
За страхом — крах, и прах недвижный в звезды
Вперяет очи грозно, навсегда…
Скорей убей! — не то пребудешь сам
Всего лишь прахом в поле вечной брани…
Весь род людской истоптан и изранен,
Больным ребенком жмется к небесам.
Неужто нет управы на слова?!
Скорей согрей!.. Врага?! Варяга, брата! —
Одной крови, как разная трава,
По всей земле рассеялись когда-то;
Зачем вражда, когда одна нужда —
Любовь и голод — движет всеми нами,
И звездный свод,
Одно родное знамя,
Бессмертное, полощется всегда?!..

Но — брат и брать, увидеть — и увесть,
А там и брань, и сеча, и разбои…
…Скажи, зачем мы встретились с тобою
И как надолго в этом мире есть?

***
В глаза поглядеть – словно в омут нырнуть безвозвратно.
Ни слова. Молчанье. Хоть речи звучат – ни о чём.
Как просто с тобой мне.
Как ласково, нежно и складно
К ладони ладонь
                и к плечу подогналось плечо.
Я только послушница вечной любви безымянной.
Ты – вправе решить, называться ль по имени ей.
Нас жизнь разбросала в своей суете окаянной.
Но сердцу, как водится, всё в этой жизни видней.
Пусть годы проходят, летят –
Как в окне полустанки.
Сливаются лица. Их взглядом лови, не лови…
Но в небе стоит (или падает вечным подранком?)
Дрожащая звёздочка нашей невечной любви.

***
Я тебе отдалась бы душою и телом,
Но судьба рассудила по-своему дело:
Моё тело она поселила отдельно
От души, что без спросу к тебе улетела.

***
Я присягаю – мой.
Мне всё равно, ты где:
В объятиях другой, среди цветов, детей,
Среди своих друзей под стук заздравных чаш,
Среди чужих идей, среди домашних чад…

Я присягаю – мой,
Хороший и плохой,
Измотанный и злой, и нежный, и родной;
От милых пальцев ног до кончиков волос
Ты – дум моих исток и всех тревог погост…

Я присягаю – мой.
И прихожу к тебе
Как дальний  свет звезды, единственной в судьбе,
Как наважденье, боль, как исцеленье, жизнь…
Мы – целое с тобой, ты взгляд мой, жест, и мысль;

И я – твоя, твоя,
И хороша уж тем,
Что,  страсти не тая, с тобой везде – как тень,
Как воздух и вода,  как самый сладкий сон,
Как светлая мечта во мраке всех времён…

***
Комариные пляски – как танцы химер.
Зыбкий сумрак грозит поразить слепотою.
Так, в бессоннице, может, терзался Гомер:
«Я – любим?!.. Я и строк своих даже не стою…»

***
Кому – очертанья, кому-то – цвета…
А мне – аромат молодого листа,
Душистое облако песни дрозда
И ягоды, нёбо ожегшей, звезда…
На вкус и на запах наш мир многолик:
Обманутся ноздри – проверит язык
Солёное небо горячечных дней
Весны, улизнувшей от календарей…

А ночь, что душиста и тайны полна,
Как терпкий глоток золотого вина,
Струится, сливая два тела в одно,
И смуглое с млечным разъять не дано…
Глаза твои – небо, душа – его плод,
И лунный под кожею светится мёд –
Мучительно-горький, тягуче-густой…
С цветущего хмеля он взят, молодой!

Смуглянка-Вселенная дремлет, молчит.
Ключи ее снов, как лучи, горячи,
С сосков её каплями звёзды в ручьи
Стекаются, млечные, льются в ночи…
Недолгие гости на вечном пиру,
На запах и вкус познавая игру,
Мы звёзды друг другу раздарим в пылу…
… Библейский листочек увял на полу.

***
Ах, Боже мой, куда же мне девать
Кладбищенскую яркость роз осенних?..
Как пятью пять –
Мне снова двадцать пять!
Меня так много:
Вкрадчивость оленя
Соседствует в душе с разбоем тех,
Кто по-хозяйски путь прямит к добыче…
Мой каждый день – свершившийся успех,
Пусть даже он на первый взгляд обычен,
Но сколько в нем получено даров –
То знает Бог!..

От ветра дуновенья
Впадаю я в Прекрасное Мгновенье
Среди листвой захламленных дворов;
Остановись, мгновенье! – этот клич
Звучит во мне порой ежеминутно…

Но вдруг опять взгляну на мир, как сыч,
Почти слепая, горестно и смутно,
И всё зверьё ошибок прошлых лет,
Пускаю в сердце, словно к водопою…

О, Боже мой, скажи – я разве стою
Безумства чувств, душистых, как букет?!..
Ведь вновь влюблюсь в Мгновенье на лету,
В который раз переживая юность!
Стряхнув былого вязкую сутулость,
По лезвию в грядущее взойду…

***
Половинка моя, друг мой нежный! —
В память вьюгой запал мне вешней…
Был избранником — стал надеждой,
Стал мечтою, — увы, — нездешней…

*** 
Ты мне снишься – прости за навязчивость! –
Незагаданно каждую ночь…
Столько лет на невстречу потрачено,
Что и снами теперь не помочь!
…Мы проходим меж яблонь белеющих,
Задевая цветущую ветвь,
Жёлтый шмель вертолётиком бреющим
Недовольно стрекочет нам вслед;
Близко-близко глаза твои светлые
С золотой окаёмкой зрачка…

Просыпаясь, невольно посетую,
Что минувшая ночь коротка!
Словно только весеннее выпало
Время – встречи с тобой, наконец…

Эта осень дороги засыпала
Чистым золотом наших сердец.
И дождями – короткими, редкими, –
Набегает грядущая мгла.
Только в небе снуёт меж прорехами,
Словно штопая тучи, игла, –
Неожиданным солнечным зайчиком
В сердце, полное грусти, кольнет…

Ты мне снишься
(Прости за навязчивость!)
Днем и ночью, который уж год…

***
Хотела другу передать всю страсть,
Которой всласть вдали я предалась…
Но даль ему позволила услышать
Тоску и боль, чтоб лучшее – украсть!

***
Я не люблю затишья перед бурей.
И маяту его. И немоту…
Уж я-то знаю, что за тишью будет
В безропотном (пока еще!) саду.

Душа моя – такой же сад спокойный.
Сад безмятежный. Сад, что словно спит.
Листва трепещет только. Как в агонии.
Пока нежнее бархата на вид…
Но погоди!
Взъярится с первым ветром – и
Устроит столько шума невпопад!…

… Как по лицу, по окнам хлещет ветками,
Всю ночь беснуясь молниями, сад…

***
Да что же за тяга – к урокам?  И больше –
Всю жизнь провести в репетиции жизни?!..
За что наказал этой трусостью, Боже, –
Готовить себя от рождения к тризне?!..
Пространство и время? Поступок  – за мыслью
Себя проявляющий сразу в природе…
Так чьи же мы дети?!. 

Мы между повисли.
И небо. И глина.  И дождь колобродит.

***
Дождь – это слезы твои,
Не узнанные и мною…
Помнишь, что снилось Ною
На закате земли?
Узы всех узнаваний
Связуют нас только с Богом.
Нас с тобою – так много
В вечной воде скитаний.
Ты плачешь не обо мне.
Но знаешь ли ты об этом?..

Дождь переходит в снег.
Песенка Леты спета.

***
Друг мой, трудно в разлуке такое сберечь:
Ласку взглядов и губ, и смятение встреч…
Пересохшая речка — забытая речь,
Меч, заржавленный в ножнах, — утраченный меч.

СТАРОМУ ДРУГУ

Мне обмануться так хотелось,
Вообразить… А что? Бог весть.
Но быть печалью чьей-то – прелесть
Для сердца каменного есть
В таком жестоком совпаденье:
В чужой бессоннице прочесть
Свои былые пораженья,
Где всё сгорело – страсть и честь…

Но, к счастью, ты не болен этим.
Твой взгляд при встрече прост и чист.
Ты словно быть умеешь третьим.
Как дождь. Как падающий лист.
Как недочитанная повесть,
В которой был правдив намёк…
Благодарю, что этот поиск
Ты увенчать собой не смог.

И пусть обмануты надежды.
Мне хорошо, встречаясь вдруг,
В твоей улыбке безмятежной
Читать не горечь, не испуг,
А что-то впрямь от гроз и листьев,
Которым дела вовсе нет,
Что наши страсти, наши мысли –
И есть, по сути, белый свет…

Но чем-то ранит взгляд твой светлый,
Хотя свидания редки.
Так на закат глядят,
На ветку, что осыпает лепестки…
Не оттого ль привычный камень
В груди
Мешает, как балласт,
И мнится всё, что должниками
Мы расстаёмся каждый раз?

***
Ты говорил, что я – олень, пропавший в чаще…
Зачем же каждый божий день
Всё снишься? Чаще, чем стык деревьев
В том лесу, где я пропала,
Где до сих пор брожу,  несу слова –
На алом  – на языке любви, – одном
Для всех живущих?
Теперь пропали мы вдвоём – в разлуке, пуще…
Могла бы кущей райской стать пропажа эта.
Опять не дали нам понять,
Что слаще нету
Неповторимости речей
И чувств единства…

О, я умею быть ничьей!
С улыбкой сфинкса
Гляжу я вдаль
Сквозь пыль времён, сквозь боль разлуки…
И – ночью за ночью вижу сон:
Лес… ветви-руки…

***
Молкнет в парках и шорох, и ропот.
Только  луч просквозит забытьё…
Нам любовь посылает пророков,
Лишь посмеем забыть про неё.

Ну, а если пророкам не веря,
Глухотой защитишься от них, –
В потайные от разума двери
Проберется небесный двойник.

В серых снах, до оскомины гладких,
(Будто будням ответная месть)
Вдруг однажды взорвется догадка –
О несбывшемся поздняя весть.

Вот и входишь наутро, как в чудо,
В парк, в автобус, в толпу, в кабинет,
В каждом встречном желая подспудно
Чуять эту же смуту в ответ.

И потом целый день в ожиданье
(Взгляда? Слова? Письма ли? Звонка?..)
Будешь маяться мыслью о дальнем
Или ближнем, чья суть далека.

И, уже попрощавшись с надеждой,
Дверь впотьмах открывая ключом,
К косяку прислоняешься нежно,
Словно это родное плечо…

***
…Под крылья болезни,
Под купол стеклянный,
Под сень,
Под защиту тщеты окаянной,
Под занавес песни, мечты и обмана…
По клавишам лестниц,
                по форте, пиано…
Вот так мы уходим от жизненной стужи.
Туман нам удобен. Нам сумрак и нужен,
Чтоб, телом вплетаясь в неясность и серость,
Свершиться, как завязь решенья Пастера…


***
Слава богу, что сердце привыкло болеть,
Слава богу, что Бог ему выстроил клеть,
Слава богу  —  не может оно улететь
Каждый раз, когда кличем в спасители смерть!

***
Сегодня я циник и скептик.
Смешна беспризорная грусть.
Потешен судьбой моей сплетник,
Утешен завистник…  И пусть.
В провалы безлунные улиц
Тоска завлекает бродить…

Мне в прошлом нашёптывал умник,
Как важно талант не губить;
И слушала я, холодея
В предчувствии вечной тропы,
На память людскую надеясь
В тупом лабиринте судьбы;
Писала высокие строки
О Боге, о светлой любви…

Но только прозренье не в сроки
Приходит однажды, увы.
Запутавшись в бедах и склоках,
В придуманных кем-то мечтах,
Как горные реки – в порогах,
Как тропки лесные – впотьмах,
Добралась до старости всё же,
Сгибаясь под тяжестью строк…

Не легче ли было без ноши
Тащиться на смертный порог?

НОВАЯ ПОЭЗИЯ

Как ватные стихи,
И рты набиты кашей…
Уходят старики
Из молодости нашей.
Уходят – и с собой
Уносят тайну слова.
Засыпанный забой –
Поэзии основа.
Звучат из-под земли
Восторги стадионов,
Которые могли
Стихам внимать со стоном
На площадях, где дань
Сбиралась с вещих строчек…
В почёте нынче – брань
Без книжных многоточий:
Диктует всем базар,
Что дурень мил – со ступой…
Духовный взлёт, азарт
Торговцам недоступен.
Вот снова кто-то влез
На пьедестал с реченьем:
Стихи – как лысый лес.
И сам поэт – ничейный…

***
Моя душа в цепи перерождений
Устала, вновь рождаясь, умирать.
Не всё ль равно – блаженный или гений
Звериным чувствам должен потакать?
Да, – полузвери: мы грешим, не каясь,
Нас учат  б ы т ь  лишь только боль и страх.
И, жизнь одну прожив, как дерзкий Каин,
Ты Авелем грядешь в иных веках.
Рождён для рабства бывший царь надменный.
Привыкший ползать смутно помнит высь…

Душа, не полно ль рваться  в плен из плена?
В неявленном однажды удержись,
Отринь тщету пустую – нарождаться
Младенцем или месяцем в ночи…
И этот мир
Грешить, любить, бояться
Своим непоявленьем отучи.