ощущая себя бесконечно старой,
знаешь, Шива, я так и живу - ситаром -
длинношеим, выцветшим. мне футляра
не положено - давний греховный счёт.
я пою для уличного муштики,
но слышна тебе, своему владыке.
голос мой - непослушный и даже дикий
к музыканту публики не привлечёт.
он уйдёт, не собрав и пригоршни меди,
поклянётся, что нынче играл в последний,
пригрозит отнести меня горным ведьмам.
вот смешной... помнишь, как я играла им?
я скучаю по белым снегам Кайласы
и рукам, извлекавшим потоки гласных...
напряжённым струнам, на всё согласным,
гнев твой, Рудра, желанней чужой любви.
и в агонии этой последней жажды,
знаю/верю: ответишь, придёшь однажды,
и рукой за шею обняв, прикажешь:
пой, строптивая, нити тугие рви!
и взорвётся мир от внезапной боли,
Маха-дева, спасибо, что мне позволил,
разделю его до исходных долек -
пусть он в пламени, Нага, твоём сгорит.