Весь колючий от природы,
Он не мог терпеть цепей ,
И хотел поэт свободы ,
Для себя и для людей.
Он хотел летать, как птица ,
Но сидящие в Кремле,
Престарелые партийцы,
Гнули голову к земле.
Нам чужды его страницы,
Где про горы рассказал,
Лучше бы о нас партийцах,
Верных ленинцах писал.
Он бы взял остепенился ,
Заглянул бы в календарь
Духом времени проникся,,
Новоявленный бунтарь.
Лучше уж как Стенька Разин ,
Иль Емелька Пугачёв ,
Не без нашего подсказу,
Громил Натовских врагов.
А его как в наказание,
Коль нет силы запрещать,
Но в печатные издания,
Не печатать не пущать.
И в Москве и в Петербурге,
Не рекламить вредный стих,
Пусть он где то там, в округе,
Ищет зрителей своих.
Не ужель в Кремле не знали,
Хочется задать вопрос,
Что чем больше запрещали -
Тем сильней рождался спрос.
По квартирам городошным,
Как бы кто не запрещал,
Хриплый голос, как нарошно,
Изо всех окон звучал.