Измаялся наш Иван - царевич со своей супружницей земноводной! Ни в сказке сказать, ни пером описать. Старшие братья, что на дочках купца да болярина поженились, раздобрели от супружества то, рожи отъели красные, животы распустили, живут, как тот сыр, что в масле катался. А Ваня бедный, иссох совсем от забот да неурядиц своих супружеских. Исхудал, ну, чисто жердь, только что княжеской шапкой увенчана.
Случись на войну какую, ну там, в поход, либо на рынок за продуктами отъехать , да не приведи Господь, не поцеловать жену на прощанье- то, все, беда. Пиши, пропало! Воротится, бывало, по всем лавкам лягушата прыгают, и пока всех не перецелуешь, жену законную ни в жисть не отыщешь. Да и лягушат ведь из дома не выгонишь, чай, не чужие.
Благо ключница Пелагея, мамка царевича бывшая, как-то в подпитии надоумила свово воспитанника бывшего и присоветовала царевичу Ивану к заморским силиконовых дел мастерам за помощью обратиться! Бают люди, сама на базаре слышала, енти мастера такие чудеса с обычными бабами вытворяют, что их потом аж собственные матеря не узнают, не то, что мужья законные! Ванюш, прошу пардона, Иван-царевич, обратись - тко к мастерам , глядишь, и перестанет Жаба твоя туда, сюда перекидываться. Вот тут, на грамотке берестяной, и адресок имеется.
На следующий день отпросился Иван-царевич у Царя-батюшки от дел государственных на неделю, да и повез свое чудо земноводное, тысячу раз целованное, за тридевять земель к мастерам заморским силиконовым. Что уж там те мастера с ней делали, то все в секрете осталось, но изменилась супружница Иванова до неузнаваемости. И перекидываться, и икру метать – как отрезало. Правда, разговаривать стала с трудом, да на ощупь холодная, и какая-то склизкая стала, а так – ничего, жить можно. Да и что той жизни осталось-то?
Теперь Иван все больше по вечерам у ключницы Прасковьи засиживался. Больно уж бражка да меды столетние хороши у нее были.
Врать не стану, я там не был, мед, брагу не пил, да и остального не пробовал. Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец!