Работа автора – холст, масло, 55х66
НАД РЕКОЙ ЧУ
Из тесных скал Боома, притчей длинной
Змеясь почти над самой бездной зла, –
Какое счастье! –
В Чуйскую долину
Дорога наша в августе стекла:
Здесь ширь небес распахнута невинно,
Здесь речка Чу полна голубизны,
И аромат садов, плывущих мимо,
Ласкают ноздри духом новизны,
Хоть сотни раз, в восторге замирая
Здесь, на обрыве, над родной рекой,
Мы говорили: край наш – лучше рая,
Как будто в чём-то спорили с собой…
***
Эй!
Не верь, но прекрасно,
Что живём мы с тобою
В мире, кратком, как праздник,
Что очерчен любовью.
Всё,
Что было до этой
Заколдованной эры,
Потускнело под светом
Всепрощающей веры.
Эй,
Не ты ли когда-то
Горевыми ночами
Умыкал безоглядно
Полонянок печальных?
Не в твоих ли гаремах
Кривоногие жёны
Увядали, старели,
Ожиданьем сожженные?
Эй!
Прощаю неверность,
Что покрыта веками!
Я была ведь, наверно,
Как и ты – не из камня:
Это я восставала
Под ордою нашествий,
Я в гаремах роптала,
Жгла кочевья из мести.
Эй!
Не помни, не надо,
Всё, что было до счастья.
Ключ –
С водою ли, с ядом?
Губы сохнут –
Припасть бы!
1973
СПОКОЙСТВИЕ
Уходит все.
И только остается —
За дальней рощей так знакомо: гром.
И женщина, склонившись над колодцем,
Позванивает медленно ведром.
Как будто за плечами нет столетий.
Пыль улеглась, с тропы слизнув следы.
Со дна колодца женщине ответил
Ворчливый голос льющейся воды.
Пусть в этот миг судьбу решают мира,
Пусть атому грозит распад.
Гляди —
Идет, ведром покачивая, мимо,
Придерживая кофту на груди.
СОН
Я почти что год жила в гареме.
Сладко ела, в золоте ходила,
Украшений драгоценных бремя
Кожу в кровь стирало на груди мне.
А под кожей громко бились жилки,
Каждая взывала болью:
Помни! –
Как в дырявой юрте славно жили,
Спать с сестрой ложились на попоне.
Раньше всех будили нас, девчонок.
Мы коня в попону облачали.
Кипяток горчил дымком арчовым
И за то его мы звали чаем.
Я тогда была джейрана легче –
В поллица глаза, как будто сливы;
Сын Момуна-кула каждый вечер
Мне шептал, что буду я счастливой.
Над его припухлыми губами
Нежный пух уже темнел приметно.
Я мечтала:
Будем жить как баи
Вместе с ним в нарядной юрте светлой,
Пить кумыс, баранов резать часто,
Целоваться, чтобы дети были.
Мне казалось: так бывает счастье –
Сытно есть и чтоб тебя не били.
…Мне потом рассказывали, позже:
Как меня продали в жёны хану,
Сын Момуна сам себя стреножил
И с обрыва в реку камнем канул.
…Ах, о чём я?
Да, жила в гареме,
В золотых ходила шароварах.
Восемнадцать жён тоской горели –
Был наш хан ленивый, староватый,
Приходил порой – сопя, икая,
Нёс живот чаначем – до коленей.
Сроду я пугливая такая,
Видно, прародители – олени;
Я сплела из самой ценной шали
Крепкую шелкОвую верёвку –
Перед смертью стала я воровкой.
Счастлива –
что мне не помешали.
1980
***
Любая утрата – слепая свобода
И – чаще бывает – от сладостных уз:
Невызревший плод, что отвергнут природой,
Дитя нерождённое, брошенный груз.
Я слушаю шелест травы, опалённой
Жарою минувшего лета, – и что ж?
Надежде легко быть зелёной, влюбленной.
Но в жизни так часто нетрудное – ложь.
Ведь все, что дается без боли, без пота –
Здоровье, надежды, и рост, и полёт, –
Всё это как в долг,
Потому несвободой
Нам кажется все, что всевышний даёт.
И только мучение преодоленья –
С тоскою и болью, с нахлёстами зла, –
Дает ощущенье свободы горенья
Огня, по которому плачет зола;
О да, – эта серая пыль, замарашка,
Извечно презренный, но сладостный прах –
Ведь в ней бесновался тот огнь вчерашний,
Живём без которого нынче впотьмах.
Всё тьма: и пустое проклятое чувство
Свободы от милых хлопот и сует,
И ложь, что всегда отличает искусство,
И страсть, у которой грядущего нет.
А осень шуршит в мои окна приливом
В своей убывающей хрупкой красе.
Была ли она молодой и счастливой?
А, может, в июле мы умерли все?
***
Не наложишь табу
На стремительных лет быстротечность.
Дней весенних табун
Откочует в раздольную вечность.
И уйдёт вместе с ним
Наша юность – наивная сказка.
Ей дороги тесны –
Сумасшедшая дикая скачка!
Так уходят года.
Не по силам в седле удержаться.
Пусть бормочет вода,
Что года утекают меж пальцев,
Не прощайся навек
С нашей юностью – просто отстанем.
Не впустую набег
Был её половецких дерзаний:
Минет несколько лун, –
Хочешь, нет ли, – на тихом подворье
Грянет вольный табун,
Унесёт сыновей на раздолье.
***
Перепутало это лето
Всю реальность и миражи,
Мол, и песенка-то не спета!
В небе чертят мой дом стрижи –
Мой всегда необжитый угол,
Давний сон, непонятный сон.
Все как в детстве –
За дальним лугом
Что-то манит, берет в полон:
Там такое свершится, будет!
Мой волшебный набор надежд.
Не прощают полёта люди.
Мир придуман творцом невежд,
А невежды – кого не взлюбят, –
Заклеймят, освистят, затрут.
Перепутало лето судьбы
И попало само на суд
Этой осени ошалелой,
Отлучающей всё от вся.
Я мечтать о тебе посмела.
Оказалось – увы, – нельзя
***
И умирая, вздохну не о том, что дырявая шаль
После меня остается – печаль не об этом;
Больше всего почему-то болезненно жаль,
Что протекло между пальцев счастливое лето.
Руки дырявые!
Солнца – по полной горсти –
Было бы можно на вечную зиму начерпать…
Вот и зима. Льнет – оковами с нежным «прости»,
Ею мой путь заклеймен и в сугробах начертан.
Всё уже есть в небесах –
И былое, и то,
Что предстоит пережить в предпоследние годы.
Жить невозможно, совсем не оставив следов.
Жить невозможно…
В закаты линяют восходы,
Чувство любви потихоньку становится тем,
Что называют, забыв о любви, по-другому.
Где наше лето?
Оно расцветало – везде,
В парках, в полях, забиралось, неспешное, в горы,
В душах цвело,
Как вино молодое,
в глазах
Солнцем играло
И кровь будоражило страстью.
Где оно, лето?
Неужто свое же нельзя,
Данное жизнью,
У вечности сложно украсть нам?
Сложно – лишь с ложью?
О нет, я вздохну не о том –
И умирая, –
Что помнить, скорбя, уходящим.
Лето счастливое! В вечности брошенный дом,
Окнами гаснет,
уходит всё дальше и дальше.
***
Тщета надежд — звенящая стрела,
Запущенная в небо наудачу.
Кого она поранить там смогла?
Судьба вершится. Это много значит.
Любая радость наша — чья-то боль,
А пораженье — взлет чужой победы.
Что толку клясть беспамятно юдоль?
Виновна ль тень, бредя за нами следом?
Счастливым быть — вовек не возжелать
Ни мимолетных радостей, ни ласки
Помимо той, что нам природа-мать
Сама дарит, размешивая краски
Явлений всех, творящихся вокруг,
Но для миров, которым имя — тайна.
Принять любовь из самых первых рук
Нельзя с мольбой,
Она грядет — случайно, —
Быть может, в горький, самый трудный час,
Когда летят уже не стрелы — камни.
И если свет надежды не угас
В твоей душе,
То вровень будь с богами:
Творя добро и пожиная зло,
То вознесенным будь, а то — распятым.
…Убогим сердцем только повезло —
У Бога быть ни в чем не виноватым.
ЦЫГАНКА
Повозились, уснули, чумазые.
Ненадежна повозка у нас,
Цыганята мои остроглазые!
Все, что домом зовут, – напоказ,
Всюду – шумные гости непрошеные,
Хоть и платим добром за добро:
Сколько судеб людских наворожено
За цыганское серебро!
Сколько свадеб и спето, и спляшено!
Сколько горя завито винтом!
Вся Земля нашим дымом окрашена –
Наш непрочный, но вечный дом, –
По дорогам Вселенной мечемся,
И не знаем – зачем, куда.
Жизнь с цыганской судьбой повенчана,
Где созвучна с едой беда.
Спите, спите, мои беспечные!
Ось земная ещё скрипит.
Мы – незваные гости вечные,
И на этом наш мир стоит.