Время след впечатывало в кожу,
светлый лоб царапало перстом.
Не забуду, что и люди тоже
обжигали словом, как хлыстом.
Обжигала водка и бессонница,
дни гульбы и месяцы труда,
обжигали женщины, как водится,
хоть и не любили никогда.
Хорошо, что кожа задубела,
что надежной сделалась броней.
И теперь вы ни души, ни тела
не возьмете голой пятерней.
Отчего ж над памятью скудеющей
засиделась за полночь тоска?
Позатих внизу слезам не верящий
город белокаменный Москва...
Снится поезд в грохоте и пламени,
в золотых, в малиновых огнях.
Уползает прочь из белокаменной,
оставляя кожу на камнях.