Ржавеют лапы - дачной елке жарко:
Иссохшие иголки тени не дают.
Склоняется к земле ствола осанка
Ну где же тот спасительный редут,
Где бы она смогла спокойно плакать
Смолёными слезами и навзрыд,
На клеверный газон тихонько капать
От хвойных, ей лишь ведомых обид.
Рыдать о том, что у альпийской горки
Посажена была на солнцепек –
В сторонке от прозрачной влажной шторки
Задернул что для дома козырек.
Вдали – за сотни тысяч километров
От родины своей в густом бору,
Где мхи, грибы и папоротник летом,
А в холода, смирение в кору
Укутав, в «елки-палки» разодета,
Качаешься в неровный мерный такт
Под треск соседок форте-аллегретто.
И ни один двуногий там дурак
Не догадается, что залежи нефрита
Паркетом в хвойной этой зале,
Не различит нот вальса среди скрипа,
Корней изысканных, движений бальных...
В традиции там с малолетства кроны
По осени Богам лесным молиться.
Призывно в ножки ветряного трона
Все бьются их верхушечные лица.
И просит скромно-жаркий шорох
Остаться долго здесь – навечно;
Не стать бревном, тащимым в волок,
Не повторить судьбу калечных
Что изнывают в кадках, на участках,
В наручниках треноги у стола -
И гибнут в праздничных подарках,
В контейнерах московского двора.