Я понимаю Бунина,
Когда
Сидел он в кресле,
Жизнью удручённый,
И думал о небесном,
Приготовясь
Взлететь к высотам
Звёздного огня.
А старый дом дрожал от огорчений,
Скрипел полами,
Форточками хлопал
И требовал вниманья и заботы,
Но это прозывалось суетой.
Поэт глядел на мир глазами бездны,
И в скорбных, подло выцветших глазах
Ни сказки не мелькнуло, ни надежды,
Лишь безразличье высшего порядка –
Ненужность человека на земле.
А мимо кресла женщины ходили:
Жена, любовница,
Случайная знакомка,
Которым он дарил когда-то рифмы,
И каждая старалась угадать,
О ней ли он мечтает
В снах бессильных
И прелестям бездонно отдаётся.
Он видел ножки,
Лёгкие когда-то,
А ныне погрузневшие
И в синих
Разводах вен.
Казалось,
Что прошли напрасно годы,
Что все безумства
Обернулись фарсом.
Но мысли не прозрачны,
И старухи
Его пытали адскою любовью
В то время,
Как давно уже хотелось
Лишь вечной тишины.
Он шевельнулся.
В неясных нотах
Ангельское пенье
Упало с высоты
И стало зримым,
Руками он пощупать мог бесплотность
И умилиться,
Может быть, впервые
За долгий век.
Ведь он любил касаться
Руками грешными
Прекрасной женской плоти,
Желал её безумно целовать
И осыпать стихами,
Словно это
Горячие, хмельные лепестки
Вечерних роз.
Он плыл по сладострастью,
Поэтому и знал все тайны рифмы,
Загадку обольщения сердец.
Катился день к закату,
Падал с моря
На кресло луч,
Обманчиво-неверный.
И женщины на цыпочках ходили,
Им всё ещё хотелось строк признанья,
Хотя горели ноги в синих жилах
Болезненной и горькой несудьбы.
Проходит жизнь,
Поэт прилёг в тумане
Парижского погоста.
И не слышно
Любовного
Заманчивого бреда.
Лишь с высоты глядят глаза,
Пророча
Случайность обольщений на земле.
Р.Маргулис