Мы в адекватные не метим, я и она, нет, друг, мы не метим.
Я помню от силы три класса начальной, она - не помнит.
Но знаю: от огнестрела грохот, разрыв, отметены,
От удавки - полоска и, часто, вообще без крови.
Пузырьками щекочет прозрачные кубики лимонад, он
Им шепчет о чём-то интимном и бархатном так, что весь лёд подтаял,
Ты слышишь, он плачет и говорит, как девчушка: не надо.
Слышишь? Он говорит, умоляет его - не надо.
Мы слепы. Мы глухи. Лишь на ощупь и лишь по запаху.
Я не вижу, но чую, что ты где-то очень и очень рядом...
Спиной ощущаю дух и отблеск холодной запонки
На рубашке, пропахшей чернилами и бумагой.
Я решила до десяти и авансом тебе начинаю считать с нуля.
Больно по нраву походка, твой заспанный, светлый взгляд,
Который сейчас прожигает металл, ох, зря, как зря,
Ведь я сплошь лишь железо, я пустая, но я - броня,
И теперь только память прочертит благой маршрут
Вора - по крыше, чтобы взять, наконец, тебя сверху
И посмертно. О, мой высокий, мой сложный, опасный путь,
Мне не страшно упасть, не жалко. А я - доспехи,
А ты всё кожа, всё та же прекрасная, господи, кожа...
Много сладких вокруг, сводит челюсти, ты - молоко, ты
Словно младенец, но жадный и злой до дрожи, ох,
Как пробирал каприз и пытала до рвоты
Прихоть, что просто сдохнуть... А я ведь выжила,
Хотя бред. От этого, верно, ни кто не помер.
Где ты, мой сладкий? Лимонадик давно твой жижа.
А мы, я и она - удавка, ждём тебя дома.