А жива ли та корова?

Галина Гатилова
          К  нам  в  цех  приняли  нового  столяра.  Маленький,  голова  в  плечи  втянута,  глаза  печальные...  И  фамилия-то  у  него – Горемыкин.  Господи,  ты,  боже  мой,  деточка  жалкая!
Работы  в  городе,  да  чтоб  зарплату  платили,  мало.  Вот  и  устроился  к  нам  по  чьей-то  рекомендации,  а  так  бы  не  взяли.   Оказывается,  он  окончил  Художественное  училище,  а  художникам  сейчас  не  сладко  приходится.  Раньше-то  на  одних  плакатах   «Слава  КПСС»,  семью  прокормить  можно  было,  а  теперь  на  это  спросу  нет.
          Взяли  Славика  с  прицелом – любил  наш  начальник  пыль  в  глаза  пустить   какому-нибудь  нужному  ему  человеку,  а  Славик  резьбой  по  дереву  баловался.  Правда,  не  каждый  день  нужно  было  подмазывать  важных  заказчиков,  поэтому  основная  работа  у  Славика,  как  у  всех – доски  таскать  из  сушилки  да  на  станках  обрабатывать.  Этого  он  не  любил...  Бил  кулачком  себя  в  грудь  и  возмущённо  тянул: - «Я  худо-о-о-жник!!!»
          Резьбой,  по-видимому,  начал  заниматься  недавно – изяществом  она  у  него  не  отличалась, но  каждую  свою  работу  Славик  называл  «шедевральной».  А я,  сволочь  такая,  обломала  ему  «малину»,  когда  принесла  на  работу  несколько  резных  досок  своего  соседа,  который,  без  художественного  образования,  самодельными  резцами,  такие  тончайшие  кружева  плёл – загляденье!  Да  и  мужики  наши  обижали  бедного  «богемного  мальчика» - на  очередной  стон,  о  том,  что  он  «худо-о-о-жник»,  называли  его  на  эту  же  букву  отборным  русским  матом.
            Как-то  Славик  решил  блеснуть  перед  народом  своими  познаниями,  и  сказал,  показывая  на  молодую  женщину  (у  которой  дома  огромное  хозяйство,  и  вкалывала  она  на  нём  с  самого  детства  без  продыху – книжки  читать  было  некогда,  да  и  некому...):
–  Представляете  нашу  Клаву  в  Венеции,  в  гондоле?
Клавка  взбесилась:
– Сам  ты  гандол!  (дальше,  по  теме)  И  так  разошлась,  что  у  неё  от  возмущения  даже  слёзы  навернулись.
Мне  стало  жалко  Клавдию,  ведь  она  решила,  что  её  обозвали  неприлично.  Объясняю  ей,  что  никто  не  хотел  её  обидеть,  что  Венеция – это  город,  в  котором  вместо  обычных  улиц,  каналы,  по  которым  люди  плавают  в  лодках-гондолах...  Ну,  Клавка  молодец!  Сразу  просекла,  что  опростоволосилась:
– Что  я,  дурочка,  что  ли?  Без  тебя  знаю – лодочки  такие,  с  моторчиком.
По-моему,  она  не  поняла,  чего  мы  так  хохотали.
          Рядом  с  нашей  организацией,  через  забор – находился  Мясокомбинат.  Очень  полезное  соседство!  Мы  им  табуреточку  перебросим – они  нам  в  ответ  колбаски  полукопчёной. Настоящей,  из  мяса...  Но,  иногда,  из-за  такого  соседства,  случался  конфуз.
Пришёл  как-то  мужичок  и  спрашивает,  не  здесь  ли  «резчик»  работает?  Позвали  Славика.  Мужик  удивился – ему  говорили,  что  «резчик»  высокий  и  с  бородой...  А  тут – маленький,  из  фуфайки  еле  виден.  Славик  возмутился:
–  Я  один  здесь  резчик,  других  нет!  Я  художник!
Мужичок,  с  сомнением,  посмотрел  на  Славика:
–  Ну,  и  как  ты  завалишь  мою  корову?

 С  тех  пор,  здороваясь  со  Славиком,  все  спрашивали,  а  жива  ли  та  корова?