Теплый вечер, белы хаты
Под соломенною крышей
И акации косматы
Ароматом сладким дышат.
Над станицей небо в звездах,
Не взошла еще луна.
Поутихли птицы в гнездах,
День прошел, сгорел сполна.
Казаки, приехав с пашен,
Повечеряв, спать легли,
Чтоб на утро раньше пташек
На работу встать могли.
А казачки, сбивши ноги,
Прихвативши снова ночь,
На завалинке немного
Отдохнуть совсем не прочь.
Там почтенные старушки
По-соседски собрались
И рассказами друг дружке
Про былое увлеклись.
Затаив, сижу, дыханье,
Позабыв совсем о сне
И, старух повествованье,
Детский ум бередит мне.
Я боюсь пошевелиться,
Весь внимание и слух.
От рассказа – небылицы
Аж захватывает дух.
1
«Я сама того не знала,
Но рассказывали мне,
Помнишь, банька, где стояла?
Справный жил казак вполне.
Толь Дворецкий, толь Дворовый,
Звали, кажется, Корней,
Но, характером, суровый
Был, держал своих парней.
У него их было трое,
Старших двух уж отделил.
Каждому он дом построил
И хозяйством одарил.
Третий сын, его кормилец,
Под родной отцовский кров
Ввел невесту и, счастливец,
Обвенчался на Покров.
Ты, Арина, верно знаешь,
Чья девица та была.
Где ветряк, припоминаешь?
Там вдова одна жила.
Так вот это ее дочка,
Брови черные вразлет,
Не великого росточка,
Хороша собой, да вот,
Небогато они жили,
Хоть трудились день и ночь.
От нужды всегда тужили
И вот замуж вышла дочь.
Жизнь у свекра со свекровью,
Не у матушке родной,
Поведут лишь только бровью,
Ты беги, трудись, не стой.
Петухи едва пропели,
Где уж тут по зоревать?
Поскорей вставай с постели
И не вздумай горевать.
Со свекровью вместе грядки
Прополоть, обед сварить,
Навести кругом порядки,
Что уж там и говорить.
Но работать не ленится,
Разговорчива небольно,
Всем понравилась девица,
Только очень богомольна.
Замечать свекровка стала,
Как посуду уберет
Со стола, рукой сметала
Крошки в руку, да и в рот.
Раз опять смела в ладошку,
Свекр сказал сердито: «Так,
Не наелась? Выбрось крошки»
Она за спину кулак.
«Что за глупости? Позоришь
Ты нас дочка всякий раз.
Не тревожься, не разоришь,
Брось сейчас же крошки в таз».
Она молча протянула
Свою руку и разжала.
На ладошке вдруг блеснуло,
Кучка жемчуга лежала.
Рот раскрыв от изумленья,
Потеряли речи дар,
От великого волненья
Не хватил их чуть удар».
…
Ивливна, так это просто
И не стоит все всерьез
Принимать довольно остро,
Это только был гипноз.
Вот со мной однажды случай
Приключился вдруг такой…»
«Ты, Арина, нас не мучай,
Расскажи, давай, какой?»
2
«Было мне наверно двадцать,
Я уж замужем была.
Не хочу, подруги, хвастать,
Хорошо пошли дела.
В доме все, что нужно было,
Бога нечего гневить.
Рукодельницей не слыла,
Но умела вроде жить.
Раз в холодный, зимний вечер
Я одна, Павло в обозе,
Натопила жарко печи,
Окна белые в морозе.
После бани на кровати,
В чем была, в том завалилась.
Очень жарко было в хате,
Лампа лишь едва коптилась.
Так лежу, душой и телом
Я расслабилась, довольна,
Вдруг, услышав между делом,
Содрогнулась аж невольно.
Крюк запорный кем-то сброшен,
Дверь открылась и скрипит,
Шум шагов, ко мне, не прошен,
Гость пришел. Идет, сопит.
Лампы свет совсем потушен,
Комната померкла в мраке.
Воздух стал несносно душен,
Сердце, скованное в страхе.
Подошел ко мне вплотную,
Чуть жива и вся дрожу,
С головы до ног в поту я,
Холодеющем, лежу.
Я читать молитвы стала,
Призвала на помощь Бога.
И видение пропало,
Скрипнув дверью у порога.
Снова лампа чуть светилась,
Полумрак размазал тени.
Я с кровати подхватилась
И к дверям, быстрее в сени.
Дверь закрыта, крюк надежен,
Все, проверив еще раз,
До утра, в кровати лежа,
Не сомкнула больше глаз».
…
«Ну, и что же это было?»
«Да, наверно домовой.
Ты, Хавроша, не забыла,
Случай тоже был с тобой?»
«Ну, конечно помню, Феня,
И сейчас вам расскажу,
Я и нынче через сени,
Все с опаскою хожу».
3
«Той весною, в дом к Пармену,
Жить от мамы перешла,
Лишь с собой белья на смену,
Приданного принесла.
Мы ведь жили небогато,
Шла гражданская война,
Наш папаня был солдатом,
Мать растила нас одна.
А Пармен, казак уж зрелый,
Да вдовец еще к тому.
Он хозяйствовал умело
С сыном в собственном дому.
Он в германскую, на фронте,
Был картечью ранен в ногу,
А теперь сказал: «Не троньте,
Инвалида ради Бога!»
С первых дней его заботу
Поделили, нет и речи,
Всю домашнюю работу
Я взяла на свои плечи.
У казачек много дела,
Да не вам мне говорить,
Как-то раз, уж вечерело,
Я пошла коров доить.
Подоила, все уладив,
Заношу подойник в дом.
В темных сенях, кто-то сзади,
Полоснул меня кнутом.
Думала Пармен мой шутит,
Притаился может тут.
Забежала в дом, он крутит
Молча нитки, шьет хомут.
Ничего ему не стала
Говорить про козни те,
Может, думаю, упало,
Что на спину в темноте.
Но, не тут-то было, снова
Так же вечером опять,
Не произнося ни слова,
Продолжает все хлестать.
Извелась, уж нет и мочи
И не знаю, как мне быть?
Не заставишь больше ночью
Через сени проходить.
Мать пришла, я за советом
Обращаюсь слезно к ней,
Рассказав ей все при этом,
Стало на душе светлей.
Мать сказала: «Что б виденье
Можно было отвести,
Как войдешь, без промедленья,
Все углы перекрести».
Так и сделала я сразу
В тот же вечер, не шучу,
Возвращаюсь, значит, с базу
И молитвы все шепчу.
В темноту вошла с волненьем,
Подавляя страх и там,
Сразу крестное знаменье
Положила по углам.
В тот же миг в углу раздалось
Недовольное сопенье,
Прохрипело: «Догадалась?»
И метнулось к двери тенью.
И с тех пор все прекратилось,
Жизнь наладилась моя.
В темноте, одной случилось
Быть, иду Христа, моля».
…
Есть такое в каждом доме,
Например, ты слышишь вой.
Кто ж еще так воет, кроме,
Как не здешний домовой?
От него большого худа
Вам не будет никогда,
Просто выжить вас отсюда
Он желает иногда.
Вот, когда нечиста сила
Вдруг душою овладеть
Соберется, жизнь немила,
В оба надо тут глядеть».
«Нюся, что за испытанье
И когда перенесла?»
«Есть одно воспоминанье,
Я всю жизнь в себе несла.
4
В девках я еще ходила,
Когда мама умерла.
Как ее похоронила,
Грусть – тоска с ума свела.
Днем хоть как-то отвлекалась,
Все работу находила,
Как на землю ночь спускалась,
Я волчицей дикой выла.
Ночью, раз, лежу в постели,
В окна светом льет луна.
Вдруг, ладошки аж вспотели,
Вижу в комнате она.
Мать моя в ночной рубашке
В изголовии сидит,
В место глаз пустые бляшки,
Ими на меня глядит.
Гребешком мне чешет волос,
Он с подушки шелком льет.
Вроде слышу ее голос,
Колыбельную поет.
Но зажаты плотно губы,
Мертвым холодом блестят.
Я лежу, сомкнула зубы,
Мысли мечутся, летят.
Головою понимаю,
Что уж мамы больше нет,
А душой не управляю,
Мчусь на встречу, как на свет.
Протянуть хотела руки
К ней уже, но тут же, вдруг,
Перекрыв ночные звуки,
Во дворе пропел петух.
Небо зорькой озарилось,
Расплескался свет, как дым.
«Мама», словно растворилась,
Вместе с сумраком ночным.
Утром встала, за работу,
Перебрать хотела лук.
Тут же бросила, все что-то,
Просто валится из рук.
Ночь пришла и в полночь снова,
Точно так, как в первый раз,
Чешет волосы без слова,
Я не вижу ее глаз.
Вдруг, она движеньем сильным,
Наклоняется вперед,
В лоб целует и могильный
Холод от нее идет.
Руки не могу отнять я,
Страха нет, борьба в душе,
Тянет к ней меня в объятья,
Разум мутится уже.
Но опять петух – спаситель
Зорю громко прокричал.
Пусть мой звонкий избавитель
Никогда бы не молчал.
Каждой ночью мать приходит,
Устоять мне все трудней.
Разговор со мной заводит,
Я стремлюсь в объятья к ней.
Исхудала, почернела,
Где румянец щек? Пропал.
Ведь, когда-то, было дело,
Не один казак страдал.
Как-то бабку Степаниду
Повстречала, та дивится:
«По тебе хоть панихиду
Петь пора, ну, что творится?»
Рассказала свое горе,
Говорит она в ответ:
«Тяжело тебе, не спорю,
Дам тебе один совет.
Вот те крест нательный, дочка,
Ты на шею-то одень,
Как наступит нонче ночка,
Поджидай мамашу – тень.
Волос чешет – не мешаешь,
Только не заговори,
А молитву, если знаешь,
Про себя лежи, твори.
Только лишь тебя коснется,
Ты с груди свой крестик скинь,
Ей на шею, как нагнется,
Одевай и крикни: «Сгинь»
Ночь пришла, на небе звездно,
В окна вижу млечный путь.
Хоть уже довольно поздно,
Не могу никак заснуть.
Полночь бьют часы, а ночью
Время злых и добрых чар.
Появилась, очень точно,
Как последний смолк удар.
На кровати села с краю,
Чешет гребнем волос мой.
Словно голуби летают
Ее руки надо мной.
И, как только подходящий
Мне представился момент,
Ей, рукой моей дрожащей,
Крест на шею был одет.
Вихрь прошелся надо мною
Через печь, кружась, умчался.
Стонет все вокруг и воет,
Дом трясет, аж закачался.
Будто крупными камнями
В стены с улицы кидали,
В окна яркими огнями,
Молний сполохи сверкали.
В следующее мгновенье
Стихло все, а я без снов
Так спала, что даже пенья
Не слыхала петухов.
После этого не стала
Мать ночами приходить.
И тоска моя пропала,
Стала, как все люди жить».
…
Смолкли все, одна уж дремлет.
«Ивливна!». «Наверно спит».
«Уж давно она не внемлет,
Шла б домой». «Пускай сидит».
Громко лаяла собака,
Охраняя чей-то двор.
Бабка Феня, все ж, однако,
Продолжала разговор.
5
«Как-то, вижу, мой Григорий
Стал лицом чернее ночи,
Иль, каким подавлен горем,
Или, чем-то озабочен.
Что вопрос не задавала,
У него один ответ.
«Иль, случилось что?». «Узнала б».
«Может, болен чем-то?». «Нет».
На глазах мужчина тает,
Нервный стал, не ест, не пьет.
И ни кто о том не знает,
Что ему жить не дает.
Как-то раз его приятель
В гости к нам пришел с женой.
За столом сидим мы в хате,
Пропустили по одной.
Захмелевши от спиртного,
Стал Григорий говорить:
«Видно нет пути иного,
Как вам душу отворить.
Уж тому, как две недели,
В ночь дежурить я иду,
Тучи черные висели,
Дождь собрался на беду.
За станицей, где к дороге,
Терн и яр подходят близко,
В темноте, не сбить что б ноги,
Наклонился вроде низко.
Вдруг я чувствую, что сзади,
Кто-то на меня глядит.
Взглянул, опасенья ради,
Черный пес большой стоит.
Пес, как пес, таких немало,
Где попало бродят вечно,
Взгляд какой-то, жутко стало,
Как-то смотрит человечно.
Я иду, собака тоже,
Мысль покоя не дает,
На кого ж она похожа?
Страх уж за душу берет.
Слышу вздохи и бурчанье,
Сердце в пятки, что за вздор?
Не собачее рычанье,
Человечий разговор.
Вдруг запрыгнула на плечи,
Обхватила лапой шею.
Тут отшибло мне дар речи,
Сбросить с плеч ее не смею.
И, с тех пор, мне нет покою.
Каждый раз, как только в ночь,
Хоть идти тропой другою,
Повторяет все точь в точь».
«Вот чего тебя так гложет?»
Друг сказал: «Ну, кто ж и где,
Как не я тебе поможет
В приключившейся беде.
На работу, как обычно,
Ты иди себе, не бойся,
За тобою, мне привычно,
Прослежу, не беспокойся».
Друг в терны пришел пораньше,
Притаился, сел и ждет.
Метрах в ста, иль чуть подальше,
Видит Гриша наш идет.
Поравнялся только с яром,
И оттуда, по всему,
Вдруг собака черным шаром
Прямо на спину ему.
Видит друг такое дело,
Подбежал, рукой за шерсть
Он схватил собаку смело
И нагайкой начал сечь.
Извивалась, громко выла,
А когда он отпустил,
То в станицу припустила
Во весь дух и след простыл.
День прошел, смотрю соседки
Нет, не видно на базу.
Обошла вокруг беседки,
Тоже нет, я все гляжу.
В дом вошла, она в постели,
Вся избитая лежит,
От кнута следы пестрели
На лице и вся дрожит.
Что случилось догадаться
Мне не стоило труда,
А она, чтоб оправдаться,
Говорит: «Так вот беда!
Молока достать хотела,
В погреб вечером пошла,
Со ступенек «полетела»,
Еле-еле в дом зашла».
«Так и надо, впредь не будешь
Мужикам чужим вредить.
Берегись, коли забудешь,
Я пришла предупредить».
«Извини меня, сказала,
Бес попутал, брось ругать»
Но с тех пор уж перестала
Та собака нас пугать».
…
Исчерпав про страхи тему,
Постепенно разговор
Стал стихать, луна на стену,
Где сидят, бросает взор.
«С вами хорошо сидится,
Вот уже луна взошла,
Спать пора идти ложиться,
До свиданья, я пошла».
Тут же все засуетились,
Поднялась возня и гам.
Разойтись заторопились,
Спать ложиться по домам.