ЭНДРЮ БАРТОН «БАНДЖО» ПАТЕРСОН
(1864 – 1941, Австралия)
IN THE DROVING DAYS
В СКОТОПРОГОННЫЕ ДНИ
«Лишь фунт мне дают за такого коня.
Лишь фунт... Ну и ну, я торгуюсь полдня.
А конь – ого-го! Я поклясться готов!» –
Сказал на базаре ведущий торгов. –
«И это цена одного из парней
Из Старой Бригады, кто знает коней.
Взгляните сюда, конь еще удалой,
Немного потрёпан, но все ж под уздой.
Здесь в городе много никчёмных кобыл,
А этот скакун под гуртовщиком был.
Назначит кто цену повыше свою
За лошадь пастушью? Я цену собью»...
...Слоняясь без дела бесцельным путем,
Я встретился как-то со старым конём –
Уставшим, побитым, чей взгляд без огня...
И, всё же, когда я заметил коня,
Пастушье седло с чепраком и мундштук,
И повод на спутанной гриве, то вдруг
Исчезли толпа и ведущий торгов
Как будто туман у речных берегов.
И сердце моё, точно свет из тени,
Вернулось в те скотопрогонные дни.
Я снова проехал пастушьей тропой
Бескрайней равниной с травой лебедой –
Блестящей равниной; и, как говорят,
Когда-то был морем сей дивный ландшафт,
Где воздух сухой крашен в радужный цвет,
Когда преломляет он солнечный свет,
Где в матовой мгле горизонт распростёр
Блеск синий от призрачных, чистых озёр.
Почувствовать бриз мы могли на заре, -
Он кроны деревьев качал в серебре
И нёс редкий запах, смешавшись потом
С душистой средой через весь окоём,
Поскольку кусты содержали сухой
И сладостный запах люцерн с лебедой.
Ведь кто понимает равнину и чтит,
Тем чудный её открывается вид.
Все тайны Природы чудесной страны
Открылись мне в скотопрогонные дни.
Мы видели брамби* – их бег поутру,
И как чрез астреблу* мчат вскач кенгуру;
Как с выводком эму бежит им вослед,
Хотя их никто не преследовал, нет.
Но гвалт раздавался на всех голосах,
Лишь динго из мглы появлялась в кустах.
Платила она, похищая еду,
Пастушьим собакам, себе на беду.
Мы мчали галопом в погоне лихой
И вьючная лошадь скакала за мной.
Так вдаль мы летели под крики «гони»
В те скотопрогонные, светлые дни.
О, лошадь пастушья... Рука удила
Как будто сама машинально взяла.
Я будто её легкий шаг ощутил...
Куда б я не ехал и где б я не жил,
В труде и в беде, в ясном дне и в огне
Мой конь удалой был товарищем мне.
Мы были с конём моим верным сродни
В те скотопрогонные славные дни.
И холод, и дождь были нам нипочём,
Когда поднимался гурт в поле ночном.
Мой конь по равнинам и долам скакал,
И голову я к его гриве склонял.
Сквозь ветви и пни мы неслись с ним легко,
На полном скаку отпускал я его.
Я мог за поводья его не тянуть,
Конь сам мог найти себе правильный путь.
Мы мчали вперёд, мы любили свой труд;
Когда ж нарушал кто-то наш стройный гурт –
Орудовал кнут – и мой конь нагонял
Того, кто на тракте от стада отстал.
Так тёмною ночью мы шли на огни
Со стадом в те скотопрогонные дни.
-----------------
«Лишь фунт за коня!» - Да не уж-то предел?
За друга погонщика – фунт! Кто посмел?
За друга того, чья бесценна душа,
А нынче он брошен, не стоит гроша.
С разбитым коленом – тот, кто битым был –
В руках торгаша, кто его заморил.
И я сделал ставку из чувства стыда,
Поскольку б себе не простил никогда.
«Спасибо! Гинея! Ну кто больше даст?
Вон тот в серой шляпе поспорить горазд!
Гинея! Кто может повысить сей лот?
Еще есть возможность... Итак, даю счёт!
Последняя ставка! Итак – раз, два, три!»
И конь был моим! Аж дух замер внутри.
Теперь он, холеный и толстый как бык,
Пасется на травке, где Хоумстед Крик.
На нём я не езжу, чтоб он не упал,
В своё время он себе равных не знал,
Но он возвращает меня из тени
В те скотопрогонные, светлые дни.
--
Брамби – дикая лошадь Австралии.
Астребла – многолетняя трава, служащая кормом для скота в засушливых районах Австралии; на австралийском сленге: трава Митчела.
--
In the Droving Days
"Only a pound," said the auctioneer,
"Only a pound; and I'm standing here
Selling this animal, gain or loss --
Only a pound for the drover's horse?
One of the sort that was ne'er afraid,
One of the boys of the Old Brigade;
Thoroughly honest and game, I'll swear,
Only a little the worse for wear;
Plenty as bad to be seen in town,
Give me a bid and I'll knock him down;
Sold as he stands, and without recourse,
Give me a bid for the drover's horse."
Loitering there in an aimless way
Somehow I noticed the poor old grey,
Weary and battered and screwed, of course;
Yet when I noticed the old grey horse,
The rough bush saddle, and single rein
Of the bridle laid on his tangled mane,
Straighway the crowd and the auctioneer
Seemed on a sudden to disappear,
Melted away in a kind if haze --
For my heart went back to the droving days.
Back to the road, and I crossed again
Over the miles of the saltbush plain --
The shining plain that is said to be
The dried-up bed of an inland sea.
Where the air so dry and so clear and bright
Refracts the sun with a wondrous light,
And out in the dim horizon makes
The deep blue gleam of the phantom lakes.
At dawn of day we could feel the breeze
That stirred the boughs of the sleeping trees,
And brought a breath of the fragrance rare
That comes and goes in that scented air;
For the trees and grass and the shrubs contain
A dry sweet scent on the saltbush plain.
for those that love it and understand
The saltbush plain is a wonderland,
A wondrous country, were Nature's ways
Were revealed to me in the droving days.
We saw the fleet wild horses pass,
And kangaroos through the Mitchell grass;
The emu ran with her frightened brood
All unmolested and unpursued.
But there rose a shout and a wild hubbub
When the dingo raced for his native scrub,
And he paid right dear for his stolen meals
With the drovers' dogs at his wretched heels.
For we ran him down at a rattling pace,
While the pack-horse joined in the stirring chase.
And a wild halloo at the kill we'd raise --
We were light of heart in the droving days.
'Twas a drover's horse, and my hand again
Made a move to close on a fancied rein.
For I felt a swing and the easy stride
Of the grand old horse that I used to ride.
In drought or plenty, in good or ill,
The same old steed was my comrade still;
The old grey horse with his honest ways
Was a mate to me in the droving days.
When we kept our watch in the cold and damp,
If the cattle broke from the sleeping camp,
Over the flats and across the plain,
With my head bent down on his waving mane,
Through the boughs above and the stumps below,
On the darkest night I could let him go
At a racing speed; he would choose his course,
And my life was safe with the old grey horse.
But man and horse had a favourite job,
When an outlaw broke from the station mob;
With a right good will was the stockwhip plied,
As the old horse raced at the straggler's side,
And the greenhide whip such a weal would raise --
We could use the whip in the droving days.
-----------------
"Only a pound!" and was this the end --
Only a pound for the drover's friend.
The drover's friend that has seen his day,
And now was worthless and cast away
With a broken knee and a broken heart
To be flogged and starved in a hawker's cart.
Well, I made a bid for a sense of shame
And the memories of the good old game.
"Thank you? Guinea! and cheap at that!
Against you there in the curly hat!
Only a guinea, and one more chance,
Down he goes if there's no advance,
Third, and last time, one! two! three!"
And the old grey horse was knocked down to me.
And now he's wandering, fat and sleek,
On the lucerne flats by the Homestead Creek;
I dare not ride him for fear he's fall,
But he does a journey to beat them all,
For though he scarcely a trot can raise,
He can take me back to the droving days.
==