- Ин, пойдем на лазалку, - протянул Андрюшка.
Лазалка – так он называет приметное сооружение в начале пляжа Лас Маринас. Мачта метров шести высотой с паутиной жестких канатов, растянутых лучами огромной шестиконечной звезды. Забраться на самый верх и взрослому человеку страшновато. В десяти шагах – несколько сооружений поменьше, разной степени сложности, и занять ребенка можно на час-полтора.
Скучно на море, если нельзя купаться. Надоели песчаные замки, надоел падел – местная разновидность бадминтона, надоело гонять мяч. Прискучил прекрасный средиземноморский пейзаж – лаковое голубое с прозеленью море, уютный городок у подножья величавой горы, крепость на утесе, густой бас паромов, уходящих на Ибицу. И дети, и взрослые маются около воды, забегая в прибой по колено. Некоторые даже окунаются и, дрожа посиневшими губами, уверяют: вовсе не холодно, водичка освежает…
Мне бы оказаться здесь одной, удобно развалиться в пляжном кресле спиной к ветру, уткнуть нос в какую-нибудь скучную или даже глупую дамскую книжку. Все равно ничего не понимаешь в сюжете, поминутно отрываешься от страницы. Глазеешь по сторонам, подолгу смотришь на холодное море, или следишь за нахальными чайками, снова затеявшими драку прямо у нас над головами, или провожаешь глазами уходящую в открытое море «Балеарию». Наконец, и задремлешь над этой пустой книжкой.
Но рядом мальчик пяти лет, ему скучно, потому что нельзя купаться. А у него уж все заготовлено – и доска, и водный пистолет, и парусник. Он канючит: когда, ну когда же можно будет купаться? Когда же будет тепло?
Мы собрали вещички и двинулись по твердому мокрому песку вдоль полосы прибоя. Я потащила наше кресло, чудесным образом преобразившееся в тележку, набитую пляжным скарбом. Андрюха резвится на мелководье. Он уже замочил все шорты, забегая все дальше и поминутно оглядываясь: заругаюсь я или нет. Да, вода холодная, но не ледяная же. Пусть. Высохнет и согреется сейчас на горячем песке. Я сделала вид, что не замечаю его детской хитрости.
Помогаю ему карабкаться по канатам. Несмотря на всю свою подвижность, Андрюха неловок. Я понукаю: сюда правую ногу, сюда левую, тут перехватись, руку протяни, да ногами упрись враспор на две веревки, бестолковушка… Он медленно, но верно взбирается довольно высоко, и у меня уже замирает сердце: а ну как упадет? Я классическая бабушка, вечно мне всякие мнимые ужасы мерещатся.
На маленьких снарядах лазает девочка примерно Андрюшкиного возраста. Забралась на самый верх и, видимо, не может слезть. Сначала тихо хнычет, потом уже в голос кричит по-русски: мама, я не могу слезть! Вопли ее перемежаются всхлипами, впрочем, довольно картинными. Я понимаю, что мама ее не слышит, слишком далеко, и ветер заглушает. Понимает это и девочка, и именно на меня и рассчитан этот небольшой концерт.
Андрюшка благополучно спускается и бежит к маленьким лазалкам, тащусь со всем скарбом туда же и я. Девочка демонстративно отворачивается и все так же неестественно рыдает. Андрюха, сурово сдвинув брови, интересуется:
- Ты что, застряла?
И тут же оглядывается на меня: поняла ли я? Я киваю, да, поняла, это из его любимого «Винни Пуха»… Он ухмыляется. Девочка, поджав губки, что-то бормочет. Я подхожу ближе и тоже спрашиваю:
- Ты не можешь слезть? А ты не пробовала с другой стороны спуститься?
И девочка неожиданно сварливо отвечает:
- Да не могу я, я уже со всех сторон пыталась. Это какая-то идиотская лазалка, и кто это придумал? Я маму зову, а она не слышит. Просто я не люблю, когда ко мне пристают на улице.
У меня на секунду отвисает челюсть. Нет, все-таки мальчишки куда лучше девчонок, нет этой выделанности, пустой манерности…
- Ну знаешь ли, мы и не думали приставать к тебе. Мы просто хотели помочь. Но если так, то можешь сидеть здесь хоть до завтра, - строго говорю я. – Андрей, пойдем на паутину.
Девица было осеклась. Но Андрюха не уходит. Наоборот, он подходит ближе к барышне и серьезно так говорит ей:
- Спускайся с другой стороны. Слышишь, с другой.
Она в ответ хватается за висящий на шее мобильник:
- Ой, мой телефон… Вы можете посторожить мой телефон?
Это она мне?! Ах ты…
- От кого посторожить? – безжалостно уточняю я.
- Следи за шарами. Следи за шарами, - серьезно говорит тем временем Андрюха.
И девица начинает причитать:
- Что за шарами, как, я не могу, не понимаю я…
А я в душе усмехаюсь. Андрюха говорит точно как я, с теми же интонациями: правую ногу сюда, на этот шар, левую – на этот, ставь ноги враспор (у него получается «вваспой», грассирует, как какой-нибудь Чарский или там Райский), перехватывай здесь рукой…
Девица, все причитая и огрызаясь, медленно спускается, следуя его инструкциям. Я, возмущенная, наблюдаю со стороны. Спустилась. Ни спасибо, ни до свидания. Побежала к своим. А мы пошли на паутину.
Но через минуту она вернулась, уже без сарафана, но с мобильным на шее. Она доверительно говорит мне:
- На самом деле это не настоящий телефон, он не работает…
И тут она проделывает такую штуку: не по-детски грациозно опускается на песок. По-кошачьи, но не как кошки, а как гламурные девушки на пляже, подражающие кошкам. У меня отвисает челюсть во второй раз. Она же лежит на животе, изящно подняв скрещенные в лодыжках ножки. Андрюха простодушно карабкается по паутине.
Боже, она же ребенок! Просто ребенок! Плохо воспитанный ребенок, подражающий Бог весть кому, может даже, своей маме… Я, чтобы прийти в чувство, спрашиваю:
- Как тебя зовут?
- … аша. А его?
- Андрей. Сколько тебе лет?
- Шесть.
Говорит она тоже манерно и жеманно. И очень громко. Я с облегчением выдыхаю: девочка, вдруг забыв о принятой на себя гламурной роли, вскакивает с песка и тоже карабкается на паутину, резвится с Андрюшкой, уже не заморачиваясь телефоном и картинными позами… Все-таки просто ребенок. Интересно было бы взглянуть на родителей…
Несмотря на ветер, жарко, солнышко припекает. Я зову Андрюшку, время к обеду. Тот тут же отрывается от игры и кричит:
- Инна, только чур я тележку повезу!
- Андрей, попрощайся с …ашей!
- Пока! – он уже весь в новой забаве, косит воображаемую траву тележкой-газонокосилкой.
- Адьос! – почему-то по-испански прощается девочка. Наверное, вспомнила о манерах.
Андрюха, не глядя, отзывается:
- Адьос, лепидо!
Откуда у него это?!
Я спрашиваю:
- Ты завтра здесь будешь? Тогда увидимся!
Она снова ворчливо замечает:
- А где здесь еще быть? Не знаю, может, мы поедем в зоопарк. Но если не поедем, то будем здесь, где тут еще быть. Такая скука.
Мы идем вдоль пляжа, а девочка все кричит нам вслед то адьос, то пока, и машет эдак ручкой, машет... И тут я понимаю: ей действительно скучно, когда не перед кем выделываться…
Боже, как хорошо, что у нас мальчики.
Но это еще не конец истории. Дня через три мы гуляем по городу. Обычная вечерняя толпа плывет по Маркес де Кампо, заглядывая по пути в магазинчики. Мы тоже забредаем в обувной, тащу Андрюху в детский отдел. Мне нужно купить ему шлепки, но все не вижу подходящих. То дорого, то некрасивые. Усмехаюсь – лучшее враг хорошего. Андрюха же валится на пуф, устал таскаться.
В отделе, кроме нас, две дамы с девочкой, что-то выбирают. Хочется сказать про них – толпятся. Их как-то слишком много. Почему? То ли они слишком крупные, то ли слишком шумные. Говорят по-русски, громко. И тут я слышу что-то очень знакомое…
- Да, конечно, я куплю тебе эти туфельки, они подойдут тебе к тому платью! – восклицает полная высокая маман. Такая же полная высокая бабушка в кудерьках поддакивает. А наша пляжная знакомая сидит на пуфе и тянет:
- Просто и-де-аль-но!
- Да-да, просто и-де-аль-но, - манерно тянет и маман.
Ну вот и все. Почему-то вспоминаются «Менины» Веласкеса и все последующие издевательства, которым подверг этот сюжет гениальный Пикассо. Почему бы это, а?