июнь 1994 год
Скоро год как я живу в Германии, в живописном городке Ораниенбург, что в семи километрах от Берлина. И всё никак не могу привыкнуть к звону колокола в местной кирхе. Частые короткие удары, жёсткие по своему звучанию, вызывают у меня чувство тревоги и некоторой нервозности. Именно колокол настырно напоминает мне, что я на чужбине. Никогда не думала, что воспоминания о колокольном звоне, услышанном ещё в детстве на берегу Волги в Костроме, будут вызывать такую ностальгию. Ребёнком, у бабушки, я по колоколу определяла время. Гулять мне бабушка разрешала до 6 часов вечера, до того времени, как запоёт колокол. Православная церковь стояла прямо на берегу Волги, отражаясь в воде. Голос её колокола слышался далеко, его малиновый звон стелился ласково, напевно и так чисто, как будто пела душа самого родного и близкого человека, которому бесконечно доверяешь и любишь. Это голос из детства, а оно для меня свято.
Сегодня воскресенье. Ещё вчера вечером я решила – еду в Берлин, на экскурсию в Рейхстаг и погуляю по Александрплац, там по воскресеньям часто играет духовой оркестр, торгуют сувенирами.
Ораниенбургский вокзал – заповедник чистоты и порядка. Купила заммелькарту, закомпостировала прямо на перроне и теперь имею право ехать в течение 2 часов. Электричка подошла почти беззвучно и точно по расписанию. Удивительно тихо в берлинских поездах. Они, конечно, серьёзно отличаются от наших, своей комфортностью и поведением пассажиров. Лёгкий звук гонга и милейший голос объявляет очередную станцию… Берлин, Александрплац. Ловлю себя на осознании того, что в Берлине ориентируюсь быстрее, чем в Москве. Сказывается опыт работы курьером в столице Германии.
Хорошая погода. Тепло. Солнечное безоблачное небо. Оно в Германии чрезвычайно переменчивое: мрачные тучи собираются быстро, в любой момент может начаться ливень, а затем снова неожиданно засиять солнце.
Впервые вижу Рейхстаг наяву. До сих пор представляла его по советским фильмам о войне. Помпезное, мрачное здание расположилось на берегу реки Шпрее. Монументальная и тяжёлая архитектура отталкивает своей мощью и чуждостью. Воистину крепость, которая создавалась на века. Чёрно - красно – жёлтые флаги развеваются над башнями и прямо над входом. Перевожу надпись на фасаде – «Немецкому народу». Невольно вспомнились Петергоф, Царское село, Зимний дворец. Изящество и воздушность творений Растрелли.
Захожу в здание – испытываю те же ощущения отчуждённости. На центральной стене – большой чёрно – белый портрет. Удивительно красивое мужское лицо. Ясный, благородный взгляд человека преисполненного высоких идей. Читаю…О, Боже! Адольф Гитлер, 17 лет. Онемела, не отрываясь, смотрю на портрет человека, которого ненавижу с детства. Вдруг слышу за спиной тихую русскую речь: « А молодой – то, какой красивый был! Надо же…» Это наши русские туристы недоумевают, так же как и я. Присоединяюсь к группе, она не многочисленна, всего восемь женщин и двое мужчин. Услышавший русскую речь пожилой немец, почему то обрадовался и вызвался нас сопровождать. Он довольно сносно владел русским, а мы - немецким. Появилась надежда на диалог. Мужчину зовут Курт, он немолод, сед, ходит медленно, опираясь на костыль. Много лет он работал водителем и пострадал в тяжёлой аварии.
Первым делом мы направились к залу парламента. Огромен и грозен одноглавый немецкий орёл, воинственно он сверкает своими крыльями. На просторный зал, выстроенный по кругу, мы смотрим молча. На всех давит тяжесть воспоминаний из современной истории.
Следующим был зал, посвящённый канцлеру Германии Отто Бисмарку. Бюст. Грозный немолодой некрасивый мужчина в военных доспехах. Его чтят, им гордятся, ведь это он объединил Германию.
Далее…Социальная лестница, созданная из восковых фигур, представителей различных слоёв немецкого общества начала прошлого столетия.
На стенах много чёрно - белых фотографий. На одной разгон студенческой демонстрации, убитый парень, который пытался перелезть через стену. Берлинской стене уделено много места для снимков. Курт, с искренней радостью сообщал нам, как была разрушена стена. Его глаза светились, когда он произносил слова благодарности Горби, так зовут Михаила Горбачёва немцы. Мы деликатно молчали, по поводу этой персоны никто восторга не разделял.
Меня интересовала тема Великой Отечественной войны. Как она отражена? Именно здесь. Но военных снимков было мало. Курт предпочёл отмалчиваться на эту тему. А вот предвоенному кризису и выходу из него – достаточно материалов и снимков. Строительство автобамов, промышленности. Из военных снимков – разбитый Лейпциг, Берлин, Рейхстаг. Большое фото - аэропорта Темпелхоф, на нём видно, как аэропорт принимает американские самолёты с гуманитарной помощью.
Я всё время соотносила исторические события, происходившие в России и в мире с выставочными залами и экспонатами Рейхстага. Да, всё, конечно, достоверно, по – своему честно. Но…и это «но» не давало мне покоя. Сколько осталось за кадром, того, что является главным, о чём нельзя забывать. Во мне трепетал подтекст.
Канцлер Отто Бисмарк строго – настрого завещал: «Никогда не воевать с Россией!»
В своё время заповедь была проигнорирована. Хотелось бы, чтоб она не была забыта впредь.
Как пострадал немецкий народ во время войны? А русский? А другие народы?
Разрушенный Лейпциг? А наш Сталинград? Да, страшно. Но ведь это американцы впервые применили метод ковровой бомбардировки для устрашения нашей армии. Никакой надобности в этом не было. Уже тогда в апреле 1945 года американская технология устрашения показала себя. Разбомбить и показать мощь своей армии.
Блокада Западной Германии? А наш Ленинград? А послевоенный сорок шестой год в России? Каков он был? Нельзя рассматривать в отрыве все эти события, они связаны в единое целое. Я проводила связующие параллели, и всё больше и больше рождалось вопросов, ответы на которые я не находила.
На площади играл духовой оркестр. Музыканты, одетые в чёрные костюмы и белые перчатки играли «Вальс» Штрауса. Шла бойкая торговля сувенирами, большим спросом пользовались кусочки розовой штукатурки – остатки Берлинской стены. Небольшие – по три марки, побольше – по пять марок. Этот факт несколько развеял невесёлые мысли.
На одном из столиков я увидела деревянные расписные пасхальные яйца. Бережно взяла одно в руки. Красота! На нём изображена Богородица, а с обратной стороны - наша церковь на бугорке и берёзка. Родное коснулось души, тронуло сердце, и оно сладко защемило. Изумительно написано. Страдающий лик был таким родным и понятным мне. Надо немало пережить, чтобы так достоверно написать. «Кто расписывал это яйцо?»- спросила я у продавца, весёлого и жизнерадостного немца. Он, неестественно широко улыбаясь, ответил, что у него русская жена. Это она того…фить – фить… красит, а я продаю. Многое сразу стало ясным. Вряд ли она счастлива с этим бравым парнем, подсказывала мне женская интуиция.
На следующем столике разложены солдатские и офицерские шапки – ушанки со звёздами и с кокардами, ремни от советской военной формы. Старая мясорубка привинчена к краю стола. Всякий желающий, заплатив одну марку, мог покрутить ручку и повеселиться над раритетом. К столику подошли трое молодых немцев. Один из них надел солдатскую ушанку со звездой на голову и сделал несколько танцевальных движений. Все трое расхохотались.
Человечество смеясь расстаётся со своим прошлым,- говорит старая сентенция. Да только мне кажется…с чужим. Я смотрела и думала…В такой шапке погиб мой дед по Ленинградом, зимой 42 года. В такой шапке, в ватнике подпоясанным таким ремнём, его родной брат Павел водил полуторку гружёную хлебом по «Дороге жизни» и всем смертям назло дошёл до Берлина и оставил на Рейхстаге свой автограф.
И с такой кокардой на фуражке ходит мой муж на боевые дежурства, и я знаю, что в грозный час – он не уступит.
Нет, не весело мне, а горько. Память сердца не позволяет веселиться. Больно ему.
Продавайте свою штукатурку, а нашу святость – не троньте!
Тяжело слушать чужой колокол…