Неужели из робкой нежности,
из малька,
из икринки, приклеившейся ко дну,
вышло ЭТО? Уж слишком, Господи, велика
пучеглазая рыбина! Всё. Тону!
По воде плывут щепки, веточки, стебельки,
задевают мою короткую тень.
Странно думать "Тону!", когда под ногой мостки,
а по берегу дым лиловый –
сирень...
Солнце растеклось, как раздавленное яйцо,
Небо – в перьях из ангельского крыла.
В шевелюру сиреневую уткнёшь лицо,
а оттуда – разгневанная пчела.
Как басовая потревоженная струна,
прогудит, затихая... Смотри не смажь
непросохшую краску!
ещё она
жарким мёдом течет из цветочных чаш,
золотыми нитями тянется по траве –
но разваливается узор цветной!
Небо съёживается. Волны,
огромных две,
две ладони смыкаются надо мной.
Створки раковины. Холодные лепестки.
Нежность, слишком кроткая, чтобы помочь –
светлячок, которого выпустить из руки
было жалко, а стало
совсем невмочь.
Он теперь меня держит сам – и светится так,
что укрыться мне негде от чьих-то глаз!
Мягкотелый предатель,
вросший мне в душу враг –
я, спасая тебя, сама не спаслась...