Послание, расчитанное на
крамольно-откровенное признание
грешить в подвале с гением сполна,
при этом оставаться без внимания.
И то, что абсолютом как ни клич,
что кеды разжуёт бегом по каменным
ступеням, пресловутую достичь,
венчание разостланное знанием.
Пафнутий блин всем пафосом, венцом
качается на ставнях дефективного.
Лови конец начало, где умрём,
где кончимся нарочной перспективою.
Придётся ванной пена изо рта,
как регула - болезнь сучонка верного,
не хлещет кровь из синего крота,
красуется бутон в округе тленного.
На дробь помножим, други, жизни смерть,
взведём курок на плюс, на минус - выстрелим.
Заточенный под цифру пляшет свет,
тьма разрывается, оргазма сохнет искрами.
Климанова выходит в берегу,
вся в призрачном одета по желанию,
вещает миру ветра: "Сберегу,
порежьте и заплюйте, все названия,
что кладбище сулило мне в ночи,
внушая соловьиную поддатую
издёвку над пернатыми - причин
не выжать чхартишвили соглядатаю".
Зарывшемся в покое буйных трав,
пропитанным крапивою и падалью,
соломою не вспыхнуть, не насрав
на храм и на прошедшую проклятую
судьбину попрошайничать у гор,
свинью нести хвостатую тонатоса,
глаголом полонить клозет-запор,
отверстие нашёптывает латекса
неужто заунывную печаль?
Отслоенная радуется радужка.
Сетчатка, изувеченная даль,
не поминает ненависти каторжной.
Пылай, пока промежность не извлечь.
Звезда без внутричленного деления.
Звездай, не обнаружен ещё течь,
не бросил крыс людишек копошения.
Гори непререкаемо, звезди!
Свобода - как загубленное правило:
сидящий в бетагаммовой цепи
отмачивает золото из гравия.