"Смотри, сын, пух тополиный, совсем как январский снег,
Так же резво он вьюжит в выжженном солнцем сквере.
Смотри, сын, - не тает в моей руке.
Его ветер взашей гонит нежным кнутом на север;
Знаешь, мой, маленький, в чём человечье счастье?..
В том, чтобы верить, милый, в том, чтобы просто верить..."
Во что нужно верить осталось таким неясным,
Таким не востребованным в этом проклятом сквере.
Смерть провела косой, разорвав жизнь отца на части,
И душа его, с пухом, улетела к земле - на север...
Комичные тиры и клоуны скалят пасти, мол,
Заходи, заплати, попытаешься, поиграешь.
Вот пули, мишени-уточки, тёплый ствол -
Минуту назад чьи-то пальцы, дрожа, держали.
Мелкий бисер под ноги, в щели - досчатый пол.
Так и я, словно бусинка, встреваю в ложбинку "мания",
Возжелавший доверия, ищет веру, но ничего...
Ни-че-го, кроме памяти. Слышишь, костьми лягу я,
Но не выйду отсюда, пока не узнаю истину,
В чём счастье, что счастье, иначе позорно было бы.
Я не выйду отсюда, пока кто-то меня не вытянет,
Не плеснёт минералкой холодной в рыло мне...
Белый пух тополиный памятью вьётся, лица
Не кажутся злой насмешкой, засунутой в чьи-то пяльца,
Они мне улыбаются, так хочется улыбаться им.
"Счастье в том, чтобы верить, что всё то, что творится -
Счастье."