Пришел, как всегда, ближе к ночи, не чуя ног,
Зашторил глаза, привалившись спиной к спине
И выдохнул в сетку неба привычный смог,
Чтоб чуяла, что в нем нынче – на самом дне.
Всё то, что копилось дорогами дел и слов,
И что оседало, царапало и скребло,
Забившись под кожу, скелет растирая в кровь,
Как спину – мелкие камешки под седлом –
Принёс – и на выдохе, словно камень с души,
Измолотый в пыль полыхнувшим у губ огнём:
Ну что ты застыла? Хотела ведь. На, дыши
Моими нелёгкими, прожитым мною днём.
Он мог бы остаться, расставить всё по местам,
И я бы собой обняла его небосклон,
Чтобы рёбрами чувствовать рёбер безнотный стан
И каждую щель конопатить его теплом,
И стать его пристанью, дружной семи ветрам…
Но он только хрипло поморщится, и взамен
Обронит измятую гильзу к моим ногам,
Огонь загасив о калёный металл колен.
И юркнет в ячейку, где выцветший абажур
Уют караулит, застиранный и родной…
И я, обмирая, до вечера снова жду,
Застыв у его подъезда немой скамьёй.