Високосный год

Игорь Николаевич Жданов
          

                I

Наверно, ты
                уйдешь теперь к другим.
Кого винить?
                Ведь сами всё сломали.
Мои стихи
                ты перескажешь им
Своими неуклюжими словами.
Не я придумал эту маету.
Есть ад – и рай…
                Да всё болтаюсь между,
И, майским снегом тая на лету,
Слепит глаза последняя надежда.

                II

Она ушла.
                Горят её цветы…
Боялась, видно, сплетни и огласки.
А мне любви хотелось,
                чистоты!
Не страсти – нет,
                и не поспешной ласки.
Я чувствую какую-то вину,
Перебираю имена и лица:
Кого добром сегодня помяну?
С кем детскою обидой поделиться?
Нет, ничего не взять мне «на ура»,
Не слыть героем
                и не хвастать прошлым:
Что было страшным и большим вчера,
Сегодня стало маленьким и пошлым.
Нелепый спор – 
                отец и блудный сын! –
Как ни старайся притчу приукрасить,
Лишь для того
                и вызрел апельсин,
Чтоб семена собой обезопасить.

                III

Но мысль неистребимая одна –
Мне от неё темно и беспокойно:
Быть может, обывателей вина –
И зло, и преступления, и войны?
Им все равны! Для них первейший враг –
Любой,
              кто хоть чуть-чуть не одинаков:
Английский лорд – бродяга из бродяг,
Парижский вор – безбожник и гуляка!
Я сдержанности
                кое- как учусь,
Хотя наука эта и жестока, -
Но не понять их
                воробьиных чувств –
Их тявканья,
                нахрапа и наскока.
Я их люблю!
                Я руки распростёр
Обнять их всех, на лица невзирая!..
Подкидывайте хворосту в костер,
А то – горю,
                да медленно сгораю.

                IV

Не жду чудес,
                кроссвордов не решаю,
Не верю нищим
                и прощаю зло.
Была любовь – большая – пребольшая,
Да кончилась…
                Считай - не повезло.
Всё в дело шло
                и ставилось на карту:
От рыжих патл
                до модных каблуков.
Чего ж ещё?
                Целуй её, ондатру!
Пиши её мадонной для веков!
Вставляй скорей в своё стихотворенье,
Пока тебе хоть это по плечу!..
Чего же стоишь ты,
                моё прозренье?
О чём я ежедневно хлопочу!
Зачем опять,
                впадая в однобокость,
Кидаясь в отдаленные места,
Пою жестокость,
                детскую жестокость
Собственноручно врытого креста?

                V

Есть истины,
                да нет неоспоримых,
Водоворот времён непобедим…
Еще живем – и, мучая любимых,
О верности и вечности твердим.
Волнуемся и спорим по привычке,
Упрямо судим:
                прав или не прав…
Вчера товарищ умер в электричке,
До юбилея сутки не добрав.

                VI

В моей душе уверенности нет:
Закат пророчит завтрашние драмы –
Нежданные, как гибель, телеграммы,
Смертельно окантованный портрет.
Что вспомню я, заканчивая путь? –
Речной воды ужиное скольженье,
Большого сердца бешеное жженье
И молодость,
                которой не вернуть.
Всё пережить – и ничего не взять,
Но щедрым быть и в скудости последней.
Чем жизнь беспечней,
                тем она бесследней,
Тем явственней забвения печать.
Что унесу, не выдав никому? –
Сомненья в правоте моей
                и  праве,
Отчаянье ночей,
                мечты о славе
И небо застилающую тьму.
Пусть будет чудом каждая строка! –
Душа ещё способна на растраты.
Пируй и пой
                до смерти, до расплаты,
Люби зверьё,
                леса и облака
И редкую удачу стереги,
Пока в толпе,
                в тайге ли, на привале,
Как будто их тебе продиктовали,
Всё без оглядки пишутся стихи!..

                VII

Я знаю всё.
                Я понял до конца
Случайность чувства
                и бессилье страсти,
Простую суть Колумбова яйца
И радугу,
                разъятую на части.
Жизнь и в болезни слишком хороша.
Я постигаю –
                злой и оробелый, -
Зачем дана живучая душа
Простертому, измученному телу.
Зачем глаза таращатся во тьму,
А сердце тонет в розоватой пене
И почему
                бессильному ему
Всё хочется нелепых повторений.