Последнею строкой не утолить
ни горечи стихов, ни жажды смысла.
Весною повторятся журавли
и грозы, облака и числа.
И в этот кругооборот вещей,
которых с каждым годом меньше, меньше,
вползает серость северных ночей,
стекают слезы дорогих мне женщин.
А я ищу последнюю строку,
надеясь на… Я все еще надеюсь!
И только мрачный ворон на суку
пророчески одернет ротозея.
И под его гортанный «Nevermore!»
последний увядает мухомор.
Прости меня, полночная луна,
ты тоже в этом сонмище сомнений
Молчишь, зрачком печальна и одна
среди моей хранимой сердцем хрени.
Вот медвежонок плюшевый… Зачем
он был, как изумруд, темно-зеленым?
А вот одна из многих теорем:
где угол разбегания влюбленных?
А это что? Упавшая пчела
в осенней луже крылышками плещет.
И мама убирает со стола
не влезшие в баул дорожный вещи.
И мама говорит им: «Отдадим…»
Кому? Зачем? Теперь уже неважно.
- Давайте на дорожку посидим.
Присели отчужденно и отважно.
Прости-прощай… Я им машу рукой
из родины, из точки невозврата.
И гаснет обреченно надо мной,
горит листва заброшенного сада…
И на моем теперь краю земли
в защиту обреченности и смысла
весною повторятся журавли
и грозы, облака и числа.
И гаркнет мрачный ворон «Nevermore!»,
и сплюнет на поваленный забор…