Писк двери подъезда. Россыпь многоэтажек.
Лабиринты стоянок с претензией гетто.
Безымянность ландшафта. Квадрат пейзажа.
Целлофан медузы в кораллах веток.
Эра шеренги автомобилей,
безымянность, беспамятство, астольгия,
абсолют нуля, амнезия лета,
место, в котором не разлюбили
никого ни разу. Пакет молока,
ставший кормушкой для стаи пернатых.
Пейзаж с целлофаном. Апогей тупика.
Зацикленный в окнах домов орнамент
жизней, отпущенных с молотка.
Потому, что искусство старения требует есть,
супермаркет к семи представляет Мекку.
Человек рожденный отныне есть
продолженье вещи, созданной человеком.
Сквозь продукты на ленте, кассир, помешкав,
тянет оду штрихкоду, разноцветную мешанину.
У дверей магазина оставленная тележка
внемлет шуршащим шагам мещанина.
Наскальная письменность граффити, непечатных,
надпись «Нирвана» именующая торец.
Жизнь, неизбежный случайный чартер
в никуда, в ниоткуда, в один конец.
Потому что вокруг целлофан. Целлофан.
Хохот эпохи. Всеобщий фан.
И не то, чтоб гуденье листвы, насекомых,
но смех мертвецов дурного ситкома.
А если оглянуться, то в свете фар –
только шлейф рифмованного лексикона.
Тоска заполняет того, кто пуст,
оставляя в живых того, кто полон.
И отныне речь не движение уст,
но средство выжить безмерно полых,
попытка отдать то, что было взято,
примерить к безмолвию крохотный голос.
Угрюмый дворник с лицом азиата,
стирает с асфальта амурную роспись.
Оттого-то и всякий терзает лиру,
пустота застит слух, что твой телефонный,
но великий грустный теряет форму,
разлагаясь на части во рту кассира.
Кто коснулся пера, всем крылом обожжется.
Только это бессмысленно в эру бирок.
Гениальность отныне лишь профиль Джобса,
надкусившего яблоко мертвого мира.
Жизнь не помнит смерти, причина – следствий,
чашка – летящих по полу осколков,
поезда – платформы, инфаркты – сердца,
эпоха – упадка, грядущих раскопок.
Потому – все мы родом из Подмосковья.
О, провинция жизни, совесть предместий!
Тот, кто ищет в прошедшем принципы, догмы,
неизбежно в грядущем сжигает храм.
Останки сугроба в росписи дога.
Счастливый подросток, купивший план.
Парад фонарей. Реки реклам.
Вечность всего лишь строчка из Блока.
Аптека. Улица. Целлофан.
Жизнь бессмысленна. Так написано на стене.
Это слышно в хлопанье простыней.
В реве младенца. В молчащем отце.
В бесконечном конце.
А кончается – парком. Тополями. Аллеей.
Кленовым, разорванным пополам.
Камера отъезжает. Средний план. Удаление.
Человек на скамейке. Отъезд. Общий план.
Музыка. Титры. Це. Лло. Фан.