Я плыл в Алапаевск из Санто-Доминго,
Я вёз для любимой ведро отрубей.
Юнцы с незастёгнутой задней ширинкой
Меня соблазняли сыграть семь бубей.
На наш пароход нападали пираты,
Пытались похитить мужчинскую честь.
Но я осенял их трёхчленом квадратным,
Сулящим бандитам недобрую весть.
Гольфстрим нас тащил в океан Ледовитый,
Команду сразили ВИЧ, СПИД и понос.
Я встал за штурвал, твёрд, как жезл из нефрита,
И вахту штурвальную сутками нёс.
Почти не дыша, словно рыба без жабер,
Я судно провёл между паковых льдов.
Но всё ж пароход (уе) ободрался об айсберг,
И канул в пучину, почти без следов.
Я плавал на шлюпке, багром отшибая,
Тех самых юнцов, что цеплялись за борт:
"Здесь ваша стихия: вода голубая,
Пейзаж толерантен - ну, чистый комфорт!"
Весь путь до Урала был долог и труден,
Как случка бушменов на Обской губе.
Когда же о скалы ударился грудью,
На кочку поставил ведро отрубей.
Дополз до любимой по снежному насту,
Вручил ей ведро и сказал без вранья:
"Ты знаешь, родная, кругом педерасты!
Поэтому крепче держись за меня."