Кому-то семейные узы, кому узелки на память,
О том, что уже не вычеркнуть, не исправить,
Что въелось под кожу ржавчиной старых крыш.
Как славно лежать, в потолочную известь врастая взглядом,
И быть одновременно звездочетом и звездопадом,
Всего в полушаге, пока ты, усталый, спишь.
Из окон соседских плачется радиола,
Луна разлеглась на шершавом квадрате пола,
И воздух прозрачен, и отблеск ее белёс.
И вместо всей боли, что бритвой меня изнутри порола,
Остались лишь небо, лето и баркарола,
И пряный запах кудрявых твоих волос.
Лежу и немею, распластана и покорна,
Как щепка на водной глади, не помня шторма,
Такая усталость - не выдохнуть, ни вздохнуть.
А нежность струится под кожей, легка и вздорна,
И слово, зажатое в горле, теряет форму,
И обретает суть.