Фомой неверующим брожу по ночному городу
И из каждой подворотни янтарятся твои глаза,
Являясь одновременно оправданьем и поводом
Неустойчивости привычного раньше мирка.
Взглядом червлёным, словом таинственным
Ты заставляешь памятники повиноваться тебе.
И с каждой площади с взглядом осмысленным
Они выходят и идут на твой дикий напев.
И хохочут лисы и волки, из горсада сбежавшие,
Ищет русалок в Волге пьяный Садко.
Сбежав с постаментов, свободу познавшие,
Растекаются по асфальту серебряным молоком.
Я пытаюсь проснуться, доказать что янтарность- не настоящая,
Что ходящая за тобою толпа - нелепая выдумка снов.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться тебя, серебрящуюся,
Но... прохожу сквозь стены домов.
И вот тут-то фонари заливаются,
А Ленин бежит по проспекту, чтобы меня поймать.
В сказках в таких случаях всегда спотыкаются,
Но это не сказка и мне, значит, нельзя упасть.
В парк текстильщиков - думаю - он за мной не пойдёт
И бегу туда, а стены домов, как в новеллах у Эдгара По
После меня друг с другом срастаются. Ленин злится и отстаёт.
Навстречу мне выходят серебрянные дети и спрашивают: каково?
Я благодарю их, понимаю, что через час наступит рассвет
И улыбаюсь, зная, как должна кончиться эта ночь.
Отращиваю русалочий хвост, укладываюсь на постамент.
Дети смотрят на меня с презрением и уходят прочь.