* * *
Этот отрывок из поэмы Уэса Уитфилда «Центурион»,
в оригинале написанной верлибром,
я перевёл рифмованными стихами.
Родился я, чтоб стать солдатом Рима.
Служили честно мне и щит и меч.
Была и плеть моя неумолима,
Когда должна была виновных сечь.
Её удар кроил острее бритвы,
Что восхищало претора давно.
Он мне велел забыть о поле битвы:
«Не там тебе прославиться дано.
Тебя произведут в центурионы,
С отборной сотней ты покинешь Рим.
Чтоб защитить имперские законы,
Спеши в мятежный Иерусалим!
Там действует преступная когорта.
Главарь хитёр, к тому ж большой наглец:
На местном рынке он пророчит гордо,
Что скоро, мол, всем римлянам конец.
Никто не может усмирить Варавву,
Так безнаказанно разбойник лих... »
Тут я в ответ: «Скажу не ради славы,
Мне, вместо сотни, хватит и троих,
Чтоб изловить змею и вырвать жало…»
Начальник поспешил меня прервать:
«... И голову отсечь - всё будет мало!
Рим жаждет вора на кресте распять.
Злодей достоин сей презренной муки:
Сдыхая медленно, висеть нагим... »
Настал рассвет, а с ним и час разлуки
С любимым Вечным Городом моим.
Вот поднялись холмы со дна пучины,
Блестят сквозь мрак туманной пелены...
Я слышу трепет сердца Палестины.
Там Город Мира, а точней - Войны.
Там, у ворот разбойничьего стана,
Мы встретились с кичливым удальцом.
Варавва жертвой стал... самообмана:
Он думал откупиться сребрецом.
Но я сказал: «Мне звон мечей приятней,
Чем денежный. Будь вором я, как ты,
Твой образ мыслей был бы мне понятней,
Но я стою на страже Правоты!»
Я развенчал «героя» иудеев.
Презренный трус, он впал в безумный страх,
Когда узнал, что первым из злодеев
Казнят его пред праздником Песах*.
Мы проходили мимо мест расправы,
Где Смерть являет жертвам свой оскал.
Тут ноги подкосились у Вараввы,
Он, потеряв сознание, упал.
И что теперь мне до живого трупа?!
Исполнен долг - пора и в Рим спешить.
Да вот Пилат решил, - и впрямь не глупо! -
Евреев в День Пощады ублажить.
* Еврейская Пасха, от евр. «песах» - «пощада».
* * *
Кто знает, что надо России?
До неба амбары хлебов?
Поэты? Тираны? Мессии?
Вражда? Хладнокровность? Любовь?
Всеядность блудницы иль святость
Монашеской кельи и пост?
На горе ей или на радость
Растёт потребительский спрос?..
«В чём Истина?» - Сына спросили.
В ответ Иисус промолчал.
Безмолвно взирает Россия
С Голгофы конца и начал.
* * *
Призывали священники: «Кайтесь!»
«Признавайтесь!» - грозили в тюрьме...
Это всё - из кино, не пугайтесь.
Это - ночь, в исторической тьме.
Мы не прочь посмотреть (в обнимку!)
Всё о том, как несчастный злодей
Запечатывает анонимку
На счастливейшего из людей.
А какая-то женщина плачет,
Словно мать о своём сынке...
Слово «правда»... А что это значит?
На каком это всё языке?..
Пал он жертвой... Во имя счастья
Тех, кого одолела юдоль...
И приснилось мне, как в запястья
Вдруг вонзилась голгофская боль.
* * *
...Привели Его на место лобное.
«По незнанью, Отче, им прости...» -
Говорил Христос. А рядом злобное:
«Что?! Не можешь и себя спасти?!»
Были прощены Самим Спасителем
Те, кто бесновался у Креста.
«Лучше будь гонимым, чем гонителем», -
Прошептали добрые уста.
* * *
Заветный Крест!.. Как жизнь, он вечен:
Святою кровью окроплён,
На нём был Бог очеловечен
И Человек обожествлён.
Тот Крест, увенчавший Голгофу
Живым объятием Христа,
Несём к могильному алькову
И мы — любовно, неспроста.
* * *
О, свет божественной зари,
Любовью к смертным одари,
Не покарай, но покори
Все грады, веси!
Когда наступит Судный день -
Земли последняя ступень, -
Воскреснет вся земная тлень.
Христос Воскресе!
* * *
Следы копья, следы гвоздей Ты смоешь,
Дабы неузнанным к рабам войти,
И праведникам в должный час откроешь
Дыхание второе на Пути.
Дома в Твои преобразятся храмы.
Но и тогда, непризнанный в толпе,
Ты смоешь с грешников рубцы и шрамы
И скроешься на солнечной тропе.