Мне часто стало сниться наше детство –
подробно так, почти до мелочей,
и я не знаю, где найти мне средство
от этой странной памяти моей.
Я помню город – тихий, полусонный,
колдобины разъезженных дорог,
и рынок в воскресенье оживлённый,
и испечённый мамою пирог.
Я вижу двор с рядами кухонь летних
и дровяных сараев полутень,
а на скамье – рядок старушек древних,
какую-то плетущих дребедень.
Я рос травою сорной на Камброде
среди таких же точно пацанов
и не было тогда во всём народе
у половины мамок и отцов.
Там был асфальт, расчерченный на клетки
и руганью исписанный забор,
там в «классики» играли малолетки,
а кореша курили «Беломор».
Вино «с горлА», на закусь – папироски,
блатная фень и шутки с матерком,
там дембеля и девочка в матроске,
и танцплощадка в парке городском.
Там брюки-клёш и кепочки на урках –
кто при делах, а кто и завязал,
но каждый третий в наших переулках
немалый срок на зонах отмотал.
И, маршируя к солнечным вершинам,
Луганск «ключи от счастия» ковал,
а при царе товарищ Ворошилов
на Гартмана в цехах босяковал.
...Мне часто стало сниться наше детство –
подробно так, почти до мелочей,
и я не знаю, где найти мне средство
от этой странной памяти моей.
*На снимке: справа, с "Макаровым" - Генка, друг моего детства.