Деревянные тени у тесных окон.
Странность впала в чарующий танец где-то под потолком
Сквозь багрянец в глазах сквозь румянец виска.
Гвоздь забит в подоконник,
Сдержан хрип жеребца на бетоне колодца двора.
Деревянная нынче пора полутёмных блужданий в века.
Пол просел под песком,
Заскулила морщинами рама,
Полночь чёрных зрачков подкралась бездомным котом
В нашу тёплую простынь.
Он смотрит сквозь прищур облупленных ставень.
И вальсирует темень невключенной лампочкой день
не нашедших приют но пригретых уже расставаний.
Первых пять пусть пройдут,
Остальные пока подождут до глотка воздуха исчерпаний.
За спиной ненадёжных случайных минут.
Двери тут.
Предваряй молотком стук сердец в сквозняке осязаний.
Веришь в парные пляски и створок окна и железо ключа
под подушкой такой одинокой, что страшней разве только война.
В коридорах слоняется люд, то всегда возникая, а то растворяясь
полной ложечкой сахара в чайной неясной поре
сероглазых улыбок под выдохшийся к утру брют.
Он танцует не с ней а с её двойником отраженьем
в лужах замерших глаз и асфальтовых стоптанных лунных дорожек
за окном, за забором, за гранью прошедших ночей,
овдовевших за столько рассветов минут.
Я срываюсь на скрип половиц и на шепот крыла пролетающей сумраком мыши.
Отдираются доски штакетника клавишей в старом фоно.
И рояльною крышкой ночь ложится и давит на плечи.
Он уйдёт.
Остальные пусть тоже уйдут.
30 апреля 2013 в 2:30