Роберт Рем
ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
трилогия
© 2009 – 2012
Книга третья
УЛЕТЕТЬ К ЗВЕЗДАМ И ПОДБРОСИТЬ ЗЕМЛЮ,
или
Поэма Вечности
поэтическое произведение
Часть III.
СЛАДОСТРАСТИЕ
(продолжение)
Гимн поэту
(поэма)
Спустя немногие года,
Что я умеренно влачил,
Хоть муки сердца не забыл
И жаждал душу успокоить,
Я лгу, что утекла вода
Моей печали и тоски,
И сам себе стремлюсь устроить
Печаль до гробовой доски.
О, я узнал всю горечь жизни
И цену зла иль нищеты,
Несостоятельность мечты
И скорбь души не упоенной.
Мой ум закрыт тоски прорезью
И скорбность побеждает: юн
Я, но как пленник в отдаленной
Тюрьме кончаю жизнь свою.
Мне чуждо любопытства рвенье
И жажда славы мне чужда,
Я в красках жизни никогда
Не обретал покоя власти.
Зато я знал любви томленье
Бесплодных зла и доброты,
Мне солнца луч или ненастье
Претили от себя спасти.
И я в забвенье пребываю,
Оторванный от мира здесь
В угрюмой колыбели песнь
Тех мыслей, что в душе моей
Небрежно я пером черкаю,
Но не стремлюсь труды свои
Нести на суд иль похвалы
Иль, что смешнее – униженья.
Я молод, мудр и я томим
И сам себе противоречье,
Бессмысленной считаю речь я,
Хоть для других она умна-с
И томность многих утомила,
Порою хочется смеяться
От мудрых иль игривых фраз,
Но от того не стоит огорчаться.
Я вынесу в себе решенье
Печальной истине, любви
Иль мудрости, простой возни
Иль жарких слов в потоке странном,
Тем разгадав лишь лицемерье;
Запомните, что для людей темно –
Мне ясно все, хоть постоянно
Скрываю суть за древностью постов.
Лишь жаль – с ушедшею надеждой
Исчезла молодость как прах
Надежды познавали крах,
Когда душа старалась выжить
Разбитым сердцем и, как прежде,
Все счастье обрести пыталась.
Но те попытки тщетны были:
Дать счастье радость отказалась.
Теперь в глухой ночной тиши
Лишь скука стала мне сестрой
Беседую я сам с собой,
Что нет друзей и нет любви
И что счастлив я тем: как льды,
Под водяной скрываясь бездной,
Скрывают мощь, так я огни
Упрятал навсегда завесой.
Или несчастлив я? Ах, стой –
Зачем все эти разговоры? –
И снова порождать раздоры
В своем поношенном нутре?
К чему же нарушать устой?
Не стоит погружаться вновь
В перипетию сна во мгле
И вопрошать: «Где есть любовь?»
Любовь ведь рознь любви подчас;
Ты молод, чувством не умолк,
Хотя прекрасно знаешь толк –
Что не любовью сыт изгой.
А тот, кто страсть обрел сейчас
Угаснет в пестрой тени дня,
И ляжет бремя тех страстей
Тяжелой ношей бытия.
Поэт, что воспевал любовь,
Погиб от этой песни зря,
Без устали душе твердя,
Давно убит жестоким сердцем.
Про то, как сердце будет вновь,
Воспеть теперь дано другим…
Но здесь уже не мне быть жрецем,
Ведь я погиб – неумолим.
Да песни слог моей утерян,
Я как сторонний наблюдатель –
Почти угас во мне мечтатель –
Высказываю мысли вслух
Про то, как в жизни разуверен
И смерти, может, не боюсь,
То снова мысль поймавши вдруг,
Спешу утешить боль свою.
Я, вспоминая все страданья,
Смеюсь над глупыми слезами:
Теперь я рядом с мудрецами –
Стремлюсь судить себя, как прежде
Оправдывать хотел, но в наказанье,
Не ведая того, я снова был
Томим; взор устремлен к надежде:
К пустой любви я не остыл.
Или сейчас, в стихийно время,
Я лишь унизить власть хочу,
Она глумится… но – молчу:
Что стоит весь тиранов гнет
Пера святого? Ногу – в стремя,
И прочь убраться, вон скорей:
Мир пошлым стал и он умрет
От собственных взлелеянных огней!
Лишь я спасусь – наверх! на волю! –
Я унесусь от края стонов,
От всех надменных женских взоров,
От лживых крамольных речей,
От скуки, что одна со мною,
От лицемерья лжедрузей,
От скверны, в чем мой ум потерян,
И от пустой тоски своей.
И мне плевать на бремя нравов;
Музыка не умрет в покое
Поэзии, чей бред достоин
Лишь слов, увы, лишь слов одних, –
Останется со мной. А славу
Кто лирой жаждет покорить, –
Не сможет разбудить глухих,
Ни смертного с душою примирить.
Но раз я здесь, то уж поди
Терпите общество мое
И слов, и взглядов, мыслей гнет,
Ненужных фраз, лишенных связи,
И неуместной болтовни,
Стиха, богатого лишь чувством,
Молчанья робкого иль грязи
С все осуждающим искусством.
Поэт великий Пушкин был,
А Лермонтов в несчастье грезил;
Стихи их в временном разрезе
Не затонули, как мои.
Хоть я способность сохранил
Ко сладкой и ленивой рифме,
Их пусть она хранит в пыли,
Предпочитая укоризне.
О нет, да что я говорю,
Разве способны слуги жизни,
Глумясь и развращая все в отчизне,
Понять и оценить поэта;
Услышав зов, сказать «люблю!»,
Не лицемеря и без лжи,
Иль я один в порыве этом? –
Что ж дело ваше, я отжил.
Я сам себе, хоть прорастаю,
Но вам пытаюсь донести:
Пусть миру не дано расти –
Перерастать дано поэту!
Его любили или гнали,
Смеялись или снисходили,
Но раненую душу эту
К достоинству не приценили.
Но жив поэт во власти этой! –
Хитер он, резок и смышлен,
Борьбой внутри он вдохновлен
На муки творчества, любви,
В стихах та что была воспета,
Но не воспета на груди,
И, презирая путь к свободе,
Спешит свободу породить!
Я есть – завидуйте таланту!
Поэт я, критик и пророк,
Я не стремлюсь сокрыть порок
Людской и ненависть людскую,
А обнаружив, забываю нравы:
Эй! Трепещите алчностью бродяг –
Пока я есть, я верую в свободу,
Пока я есть, я верую в себя!
***
Эти слова его были последними
В тот день, а ниже мы приводим
Лишь отголоски его мыслей прежних.
Остатки чувств его всё норовят прорваться
Сквозь сумрак тела, но заветы –
Те будут скрыты. Навсегда.
___
Продолжение: http://www.stihi.ru/2013/04/26/9932
Вернуться к предыдущей части: http://www.stihi.ru/2013/04/25/8925