Она звала, она просила чертей на дом в бандеролях по пятницам.
Горячие парни (ведь парни же?) по зову, по вызову - жиголо.
Чего тебе, буйная, всё не сидится, не ладится?
Чего тебе, проще с их перешитыми рылами?
Ветер по наши души веткой упрямо стучался в моё окно.
Мол, я-то пойму, напряжённо сожму молитвенник.
Я пойму. И она так же, как я, поймёт.
Но поймёт, как метафору, я же приму напрямик;
Боже, зачем так жестоко, зачем так мягко?
Мне глаз режешь реалией, а ей просто закрыл глаза.
Боже, блага тебе, да по-больше, что не играешь в прятки,
А так, сразу мне в лоб глаголишь, коли хочешь ты мне сказать.
И я говорю, как есть, а она лютует мне,
Что я злая, жестокая и правда моя - черства.
Что ей лучше сразу в огне гореть,
Не как мне - у могилы потом, возле креста.
Прошу её, Господи, замолчать,
прошу её, Господи, перестать;
Черти лезут из спален, чувствую, неспроста...
Мне перед зеркалом косы сплетают,
на плече поправляют халат,
Стелят постели... Теперь у твоих дверей.
Ты открой.
От субботы до четверга я читаю твои смски в ад.
Ровно к пятнице возле тебя твоя бандероль.